Кольцо князя-оборотня

– Кого? Тебя? О да, ненавижу, но не тебя, а это место. Судьбу свою, которую пытаюсь переломить, а не выходит. День за днем это болото жрет меня. Душу, сердце, разум. Оно – зверь, и скоро я сам стану таким же зверем. Как болото, как вот он. Надеюсь, Господь подарит мне хотя бы смерть, достойную воина. Он всем мужчинам моего рода ее дарил. И я не стану исключением.

Под волчьим брюхом расплывалась темная лужа, и князь, зачерпнув черно-бурый кровяной снег, проглотил его. Федора едва не стошнило.

– Все мы звери, все мы оборотни. Ты меньше, я больше. Элге… Я начинаю думать, что матушка была права, моя птица меня убивает. Гадина! Стерва! – Крик разнесся по лесу диким неистовым эхом. Алексей успокоился и, вытерев ладонь о снег, скомандовал:

– Домой. Ты только до Крепи дотяни, а там матушка, она умеет с такими ранами управляться. В другой раз на охоту соберешься, Акима позови, он научит.

– А ты?

– А я, – князь широко улыбнулся, – я умру скоро.

Сумасшедший. Но огонь в руке добрался до головы и выжег все мысли кроме одной: домой, в Крепь, в постель…

Ведьма

В моем новом паспорте, сделанном по просьбе Егора какими-то его знакомыми, не было ни Толи, ни Валюшки. Начать жизнь с чистого листа – так, кажется, это говорится? Зачем? Зачем все? Но я не спрашиваю, я подчиняюсь.

Надо отдать должное, Альдов долго и нудно объяснял, для чего ему нужен весь этот фарс со свадьбой, но, честное слово, мне все равно. Главное, в присутствии Егора я не боюсь этого человека с холодными глазами мертвеца. Я знаю его имя – Павел, но за именем не спрячешься, а вот за широкими плечами Альдова можно спрятаться от целого мира.

Павел – свидетель. Улыбается, норовит поцеловать меня в щеку, погладить по руке, приобнять, словно дразнит Егора. Или меня? Пытается вывести из равновесия? Прикосновения мне неприятны, но я уверена – Альдов не даст меня в обиду.

Я старалась думать не о дурацкой свадьбе и еще более дурацких планах Альдова, а о том, как уеду в Ирландию. Там будет море, суровое и холодное, без желтых, загаженных конфетными обертками, пустыми бутылками и использованными презервативами пляжей, без галдящих туристов, без необходимости куда-то спешить и что-то делать. Я буду целыми днями сидеть на берегу и наблюдать за морем. Глупость? Глупость. Вся моя жизнь – одна большая глупость.

Альдов смотрит на меня как-то странно. Ненавидит. Нет, ему только кажется, что он меня ненавидит, на самом деле Егор не знает, как избавиться от боли и чувства вины, вот и придумал себе врага.

Подсунул мне бумаги, я подмахнула не глядя. Да и чего глядеть-то, если выхода другого нету. Убийца едет во второй машине, а я все равно чувствую на себе его взгляд. Он определенно о чем-то догадывается, а когда догадки перерастут в уверенность, Павел начнет действовать. Он убьет сначала меня, потом Альдова.

Или наоборот.

В стекле отразилось хмурое лицо Егора. Жалко его, не знает, с кем связался. Предупредить? Не поверит, но все равно…

Не поверил. Сжал мою руку и уверенно заявил:

– Не волнуйся, Настасья, не убьет.

Ищейка

Прислонившись к влажной, точно вспотевшей стене, Васютка наблюдал за тем, как жених с невестой выходят из загса и садятся в машину. Интересненько, однако, получается, а говорил, случайная знакомая.

Невеста хороша, белое платье с длинным шлейфом скрадывало неестественную худобу, букет в руках успешно заменил давешнего медвежонка, а вот глаза, надо думать, так и остались безумными, иначе зачем фата на лице – только чтобы скрыть дикий блеск. Невеста выглядела на редкость безразличной, а раздражение и злость жениха чувствовались на расстоянии. Странная свадьба.

Егор Мстиславович явился в указанное время, слово в слово повторил показания и, внимательно рассмотрев снимки, заявил, что опознать Курпатова не в состоянии. Это и понятно, там и лица-то нету, череп, кожей обтянутый, с дырой в затылке, а одежку и поменять легко.