Кольцо леди Дианы

– На этот счет, Паша, есть две хорошие строчки из песен, – Вронская спрыгнула со стула, посмотрела на него и сразу же отвела взгляд. На это лицо нельзя смотреть! Сразу же проходит вся злость, и логика приглушает звук, и не остается ничего кроме умиления, эстетического наслаждения, завороженности… – Пункт первый: «Поплачь о нем, пока он живой». Пункт второй: «Жизнь – только миг между прошлым и будущим». А ресторан – это лишнее, ни к чему.

Павел резко отставил чашку, пододвинулся ближе, невыносимо притягательно, отупляюще близко.

– Что значит лишнее? Я так не хочу! Я хочу угостить тебя ужином, подарить букет цветов. Я не понял, что со мной было и как меня угораздило… Но я исправлюсь! Между прочим, я взял твой мобильный и позвонил с него на свой аппарат. Так что теперь у меня есть твой номер, слышишь? Ты мне подходишь! Ты красивая, аккуратная, понимаешь все правильно. Ты… нравишься мне очень. Я хочу узнать тебя получше, потому что, может быть…

– Что «может быть»?

– Я не женат. То есть я не говорю, что хочу на тебе жениться. Меня вообще пугает все это, честно, чужой человек приходит в твою жизнь, и что будет – неизвестно. Но я понимаю, что мне пора создавать семью, заводить детей. А тебе не надоело жить только для себя?

– С чего ты взял, что я живу только для себя? У меня есть дочь, ей почти три года.

Павел озадаченно почесал затылок:

– Так ты замужем?

– Нет. Отец Дарины погиб.

– Это неправильно – когда ребенок без отца растет.

– Очень ценное наблюдение! Бывают обстоятельства, когда ничего изменить уже нельзя.

– Ладно, разберемся. Вообще я думаю, что дети – это счастье, ради них только и живешь… Мы с тобой друг друга совсем не знаем. Но ты мне очень нравишься. И я тебе позвоню.

«Твою мать! – Лика в отчаянии оглядела кухню и столовую, словно бы рассчитывая обнаружить там защитников. – Кто-нибудь, спасите меня, потому что я погибаю. Сначала вожделение дикое. Потом оно схлынуло, но то, что появилось, – оно еще хуже. В два счета Павел разметал все заграждения, которые я поставила в своей душе. Я защищала надежду, что когда-нибудь встречу парня, который сделает меня счастливой и станет достойным отцом Даринке. Я опасалась будить эту надежду, потому что боялась боли. Но вот она проснулась, ожила, распускается. Несмотря ни на что, мне очень нравится Егоров. Он настолько положителен, предусмотрителен, внимателен к каждой мелочи. Я вышла бы за него замуж хоть завтра. А его новорусские замашки можно откорректировать. Игра стоит свеч. Ведь мужчина, которого заботит даже какой-то там налет на батарее, уж, по крайней мере, побеспокоится, чтобы его семья была счастлива и всем довольна. За пару дней Павел получил меня целиком и полностью, со всеми потрохами…»

В счастливом помутнении рассудка Вронская начисто забыла про просьбу домработницы Егорова.

Вспомнила об автографе только в машине – но возвращаться не стала.

– Завтра мы все равно увидимся, Павел обещал позвонить, и я захвачу с собой книгу для Жени, – прошептала она и, заведя машину, добавила: – «Фордик», можешь меня поздравить – я влюбилась. Это все совсем неправильно. Но я ничего не могу с собой поделать. Только вот…

Лика нахмурилась, вспомнив, что Ленина мать не взяла у Павла денег и обвиняла его в смерти дочери. Как такое возможно? Егоров кажется очень внимательным и галантным… Да, он понял, что не хочет продолжать отношения с Леной, но разве это может быть причиной настолько острого конфликта?

Но, чем терзаться сомнениями, лучше все сразу выяснить…

– Он убивал ее все время, что они были вместе. У Лены от меня никаких секретов не было, поэтому я знаю все, как он красиво ухаживал, осыпал ее комплиментами. А когда девочка влюбилась по уши – он стал издеваться над ней. Ничего не говорил прямо, то не отвечал на вызовы, то приглашал на свидания. Он давал ей надежду – а потом относился к ней хуже, чем к собаке. Когда Лена принимала решение оставить его и попытаться забыть – он мгновенно все отыгрывал назад, снова становился вежливым и внимательным. Морально именно Павел убил мою девочку! Я была против его присутствия на похоронах. Но Ленины подруги меня переубедили. Я ненавижу этого человека. Он сделал из жизни моей дочери ад. – Несчастная всхлипнула и закричала: – А теперь ему стыдно? Он просит, чтобы вы передали мне его поганые деньги? Я никогда его не прощу! Мне ничего от него не надо, так ему и передайте!

– Хорошо. Извините. Я все поняла, – пробормотала Вронская, едва успев притормозить на красный сигнал светофора.

Хотя на самом деле ничего в этой истории понятнее не стало.

Лена кого хочешь могла вывести из себя.

И она слишком часто жила в своем придуманном мире.

Сложно поверить, что Павел сознательно мог так унижать девушку. Зачем ему это надо, он что, садист?.. Но Лена могла принимать за влюбленность его обычную сдержанность и вежливость. И вместе с ней ситуацию именно такой видела и ее мать…