Кольцо Луизы

Эмма пребывала в полной уверенности о счастливой звезде сына. Правда, он что-то замолчал: ни писем, ни посылок. Иоганн объяснил Эмме, что Ганс не имеет права писать родителям, он на такой работе, когда всякая переписка исключается. Изредка звонили из абвера и сообщали, что Ганс жив и здоров. Надо ли объяснять, что в дом Шлюстера звонили сослуживцы Марты…

Свою неприязнь к снохе Эмма не переносила на Эльзи. Она любила девочку: как-никак копия Ганса…

Так в абвере снова появился человек, полезный Клеменсам.

Разумеется, Марта знала, что Ганс живым и невредимым выбрался из Прута и попал в добрые руки.

Но радость и беда рядом идут. При попытке заполучить план «Барбаросса» из Генерального штаба Макса арестовали. Правда, он не был связан с фирмой непосредственно и фирме не угрожала видимая опасность. Тем не менее Клеменсы приняли меры к тому, чтобы люди, работавшие с Максом, были немедленно переправлены в Швейцарию. И лишь убедившись, что они вне досягаемости гестапо, отец и сын вздохнули с облегчением.

А через день разразилось такое, что им пришлось на ходу перестраивать всю работу и заняться очень важными и серьезными делами.

3

«Мой дорогой друг! Тебе будет трудно понять, что было пережито нами с Андреем Петровичем (я имею в виду человека, которого ты знаешь как Антона) и Катей, то есть Кларой, когда свершилось то, о чем мы лишь думали-гадали. Оглядываясь назад, я вспоминаю бессильную ярость, которая душила меня: мы слушали речь Гитлера в рейхстаге, речь, полную лжи и безудержной клеветы.

Ты жил здесь и не раз-слышал фюрера. Можешь представить, как он визжал и кривлялся, объясняя необъяснимое!

Итак, война.

Горько было думать, что наших предостережений не приняли в расчет. Однако, взвесив все хладнокровно, страсти-то поостыли, мы поняли, что ведь и трудно было поверить нам и другим, кто предупреждал о вероломных замыслах Гитлера. Нам, русским, иногда слишком простодушным, невероятной казалась чудовищная игра нацистских главарей, поставивших на кон само существование Германии. Наши сообщения… Но ведь те, к кому они в конечном счете попадали, могли предполагать, что нас нарочито дезинформируют, что удар готовится по Англии. «Утка», подброшенная Геббельсом, признаться, и меня поставила в тупик. Теперь мы знаем о предупреждениях Черчилля… Но можно ли было верить ему? Ведь он спал и видел, как бы стравить нас с Третьим рейхом. Игра американцев в те времена мне понятна. Достоверно известно, что еще в начале сорок первого года они достали копию плана «Барбаросса» (чего, увы, не могли сделать мы!). Так почему же американцы не поставили нас в известность? Ответ, надеюсь, тебе ясен. Не один американский воротила мечтал в те дни, чтобы русские и немцы повыхлестали друг из друга побольше крови… Ослабить ту и другую стороны и претендовать на мировое господство; теперь это ясно.

Младенец все спрашивал меня после перехода его сына на нашу сторону, почему же не поверили Гансу, ведь он-то все знал, ведь он-то шел к ним с чистыми намерениями. "Да, — отвечал я ему, — это верно. Но ведь абвер и гестапо засылали к нам и таких, кто мутил нам головы противоречивыми сообщениями. Провокация в таких делах — прием обыденный…"

Ну, хватит коптить вздохами небеса. Что случилось, то случилось. Хоть и огромны наши жертвы, но зато агрессорам преподан предметный урок, как опасно будить гнев советского народа.

Перейду к описанию тех дней; думается, что тебе это будет интересно.

Итак…

Как нам стало известно потом, накануне того страшного воскресного дня солдатам и офицерам вермахта выдали дополнительный паек: шоколад, настоящий кофе, а сигарет бери, сколько хочешь. Хотя солдаты, надо думать, не знали, что ждет их, все-таки догадывались, в чем дело. Пусть, мол, командиры скрытничают, делая вид, будто ничего особенного не предполагается, солдат понимает, что к чему! Солдату месяцы и годы объясняли насчет "колосса на глиняных ногах"… Как рванут на этот колосс дивизии немецкие и сателлитов, как рявкнут тысячи орудий, как взовьются в небо самолеты немецкие, финские и румынские, как дрогнет земля под тяжестью танков, так и развалится карточный домик…

Отдыхать они будут в Москве, уж это-то солдаты знали точно, недаром их не слишком обременяли теплыми вещами. Зачем они? К зиме с большевиками будет покончено начисто.

А в Германии, мой друг, гремели барабаны, пели фанфары, истерическими воплями приветствовали немцы фюрера, когда он появлялся на улицах, в театре, на парадах… Могло ли людям прийти в голову, каким подарком порадует их Гитлер утром двадцать второго июня?

Но почему был так угрюм рейхсканцлер в те дни?

Нам стало известно о сводках, докладываемых фюреру гестапо: тридцать тысяч антифашистов в тюрьмах и концлагерях. Но Гитлер знал: начальник гестапо Генрих Мюллер лгал, боясь сказать истину. А истина в том, что не тридцать, а триста тысяч врагов наци сидели за решеткой в концлагерях.

"Сколько же их на свободе?" — должно быть, думалось фюреру.

Ему сообщали: "Их судят, но даже нас, видавших виды судей, бросает в пот при виде их решительности и непоколебимости…"