Она опустилась перед ним на колени, сняла ботинки, отвязала чулки и принесла овчину, чтобы обернуть его босые ноги. Он прислонился головой к теплым камням и терпеливо подчинился. Его длинные белые волосы, мокрые на плечах, начали парить.
Облачко пара повисло вокруг его головы, и свет, пробивающийся сквозь него, для остальных в комнате казался сияющим венцом. Они глядели на него с благоговением.
В комнате стало выжидающе тихо. Дети смотрели на него во все глаза. Дровосек присел на скамейку, подперев рукой подбородок, и внимательно разглядывал гостя. Он также был глубоко впечатлен.
Женщина сняла котел с плиты, откинула крышку, сунула в него черпак и наполнила миску дымящимся супом. Черпак скребнул по дну котла. Она поставила миску на стол и положила в нее деревянную ложку. Развернула буханку черного хлеба и положила на нее лезвие ножа, чтобы отрезать горбушку. Остановилась, подумала, передвинула нож подальше от края и отрезала ломоть.
Женщина протянула страннику миску: «Ешь».
Он не пошевелился, чтобы взять ее. Его руки были сложены на коленях. Он медленно поднял голову и посмотрел на нее. Она увидела глубокие борозды боли и смирения на его лице.
«Пожалуйста, ешь», – повторила она и поднесла миску ближе. Его губы пошевелились, но звука не было. Он улыбнулся. Его лицо излучало такую доброту, что у нее перехватило дыхание.
Он попробовал еще раз. Голос был хриплым, как будто он давно не разговаривал. Слова были очень тихими.
«Там осталось для малышей?»
На этот раз именно ей было трудно подобрать слова. «Мы все поели. Не волнуйся за нас. Ты желанный гость здесь».
Она вложила миску ему в руки. Он обхватил миску, но, когда попытался взять ложку, та выскользнула из его пальцев.
Дровосек сказал: «Жена, отведи детей в кровать».
Он взял ложку, сел рядом с серым странником и осторожно покормил его, делая длинные перерывы между каждой ложкой, ломая хлеб и размачивая его, кусочек за кусочком.
Он видел голод не первый раз.
Легкий румянец вернулся на серые щеки странника. Его глаза закрылись сами собой. Дровосек подхватил его, когда тот чуть не упал в огонь, и положил на мягкую овечью шкуру перед камином. Он собирался прикрыть спящего мужчину так же нежно, как любая женщина, когда заметил меч.
Он расстегнул ремень и хотел поставить меч рядом с посохом странника, но остановился. Взвесил его в руке и внимательно осмотрел. Меч был очень тяжелый.
Взглянув поближе, дровосек обнаружил, что в ножны с мечом был залит расплавленный свинец. Вытащить клинок было невозможно, не растопив свинца.
Он прошептал об этом жене, когда они лежали за занавеской в своей кровати. Она кивнула в темноте. Он почувствовал ее теплое дыхание возле уха.
«Конечно», – прошептала она. «Он дал клятву никогда больше никого не убивать и не ранить».
«Откуда ты это знаешь?» – удивленно спросил он, но она не ответила ему, и он посчитал это еще одной загадкой женщин.
Утром вышло солнце, и снег прекратился.
Странника еще раз накормили и собрали в дорогу. На пороге он повернулся и торжественно поднял руку.
«Да будет благословен этот дом и все живущие в нем», – сказал он хриплым голосом, затем быстро наклонился и поднял самого маленького мальчика. Ребенок обнял странника за шею, мужчина прижал его к щеке на мгновение, поцеловал, поставил, повернулся и ушел, не оглядываясь назад.
Семья молча смотрела, как он, прихрамывая, медленно шел по поляне. Это было посещение великого чуда, но еще кое-что чудесное случилось следом.
Прежде чем странник подошел к лесу, с дерева спустился ворон, облетел вокруг него и сел на плечо. Человек поднял руку и погладил птицу. Ворон нежно прислонился головой к его щеке, они вместе пошли дальше и скрылись из виду.
Дровосек и его жена долго глядели им вслед, а затем вопросительно посмотрели друг на друга.
Женщина перекрестилась, поколебалась в сомнении и нерешительно сделала знак Молота.
Ее губы дрогнули.
«Я знаю, что так и должно быть. Я знаю, что мир изменился. Я знаю, что так должно быть лучше, иначе этого не могло бы быть… Но видеть
Она накинула фартук на голову и зарыдала. Муж крепко обнял ее.
«Да, женщина, времена тяжелые, даже для богов».
Не все, кто встречался ему на пути, принимали Гвальхмая за бездомного бога. Некоторые видели его тем, кем он был – странником со стертыми ногами, идущим к какой-то своей цели. Он приходил без уведомления, он никогда не просил, он редко говорил. Его молчание уважали, в то время такое встречалось часто: паломники или раскаявшиеся грешники нередко принимали обет молчания.
У некоторых он оставался на одну ночь, если предлагался кров, у других гостил месяцами или даже годами, в зависимости от настроения.
Он очень нравился детям, потому что они чувствовали его любовь к ним. Он не мог отвести от них взгляд, особенно от самых маленьких, и они шли к нему, как будто их притягивало магнитом.