При попутном ветре под приятным летним небом кнорр быстро двигался к Фарерским островам, хотя для путников время тянулось еле-еле.
Фланн прихватил на берегу одну из выброшенных книг и в пути иногда читал ее Гвальхмаю и девушке, наставляя их в своей вере. Многое из того, что он слышал, было знакомо ацтланину, так как его крестный отец Мерлин был крещеным друидом, и у него были книги на самые разные темы, которые Вентидий Варро, отец Гвальхмая, давал читать сыну.
Для Тиры, однако, все это было новым и увлекательным. Когда Фланн читал, Кореника всегда покидала ее разум, потому что любила богиню Атлантиды Ахуни-и, Духа волны, и не хотела обращаться ни к какому другому богу. Поэтому с сестринским вниманием и деликатностью она в такое время спала, так что слова Фланна достигали, в основном, одной только Тиры.
Читая, Фланн не осознавал, что флиртует с Тирой, что он выбирает из Писания тексты, трогающие ее душу. Однако девушка постигала и более глубокие смыслы, стоящие за подвижными и величественными фразами. Ее волновал тембр его голоса. В такие моменты она придвигалась к нему.
Были и другие часы, когда Тира спала, а Кореника беззвучно беседовала с Гвальхмаем, так как со времени их лебединого свадебного полета они стали духовно едины.
Поэтому, когда Фланн стоял вахту, Тира всегда была с ним, а если он спал, другие двое были вместе. Таким образом, у Фланна было мало поводов для ревности. Он ощущал только это восхитительное и в то же время грустное чувство, называемое любовью.
В Брендансвике стояла высокая каменная башня. Говорили, что ее построил Брендан с собратьями-монахами. Башня уже давно требовала ремонта, однако была еще пригодна для жилья. Там обитала женщина по имени Фиммилин, известная провидица.
В ней была какая-то загадка. Одни говорили, что она знатного происхождения и бежала из Норвегии, чтобы не отдавать дань уважения Харальду Прекрасноволосому. Другие полагали, что она слишком много видела и говорила, когда ей следовало бы молчать, и, таким образом, у нее появились могущественные враги, которые посягали на ее жизнь. Были также те, кто утверждал, что она тайно была склонна к новой вере и скрывалась от гнева Тора. В подтверждение отмечалось, что своим домом она выбрала здание, где когда-то жили христиане.
Все сходились в одном: у нее был дар видеть и видела она правду. Поэтому к ней постоянно обращались и как к предсказательнице, и при поиске потерянных вещей, так что ей не приходилось голодать.
Выходя из дому, она надевала платье из черной волчьей шкуры и блестящие сапоги из телячьей кожи. Вместо кисточек на ее сапогах были маленькие человеческие черепа, вырезанные из рога нарвала. На ее узких руках всегда были длинные перчатки из белой кошки. На перчатках все еще были когти, и, казалось, они иногда двигались.
Люди гадали, не была ли она оборотнем и не бегала ли ночью по лесу в образе волчицы или кошки. Однако их любопытство не заходило так далеко, чтобы спросить об этом прямо – одного взгляда пронзительных глаз под черным капюшоном с овчинной подкладкой было достаточно, чтобы остановить самых любопытных. Люди избегали смотреть на нее прямо. Никто не знал, насколько хорошо она могла читать чужие секреты, глядя людям в глаза.
Когда кнорр вошел в Брендансвик, все трое уже поели и смогли сразу приступить к поискам загадочной женщины. Это было хорошо, потому что бездельники, слонявшиеся в гавани, уже проявили интерес к прибывшим. Несмотря на то, что это не была их деревня, некоторые из них знали Фланна и Тиру, однако никто никогда не видел человека, подобного тому, кто сопровождал их, при ком был старинный короткий меч и кремневый боевой топор, и кто был так странно одет в кожаный наряд, ярко украшенный бисером. Некоторые попытались было расспросить их о пропавших Скегги и Бьярки, но троица, не останавливаясь, прошла к каменной башне, где жила провидица.
Верхний край башни выкрошился, но крыша все еще была прочна, а мощная, толстая дверь и вовсе была новой. При их приближении дверь бесшумно распахнулась, и они вошли.
За дверью никого не было, но их, по-видимому, ожидали. Приятный низкий голос велел им пройти внутрь. Короткая прихожая вела в большую комнату, занимавшую оставшуюся часть нижнего этажа. Шкуры белого медведя лежали на полу вместо ковров. Комнату освещал большой камин, еще немного света добавляла жаровня с пылающими сучками скандинавской сосны. То, что камин горел в это время года, не было чем-то необычным, потому что каменные стены иногда бывают холодными и влажными даже летом.
Комната была обставлена скудно. Посредине стоял оставшийся от старых монахов длинный узкий стол со скамьями по бокам. На противоположной арочной стене висел треснувший коричневый бивень мамонта, а под ним возвышался постамент, поднятый на несколько футов над каменным полом. На этом возвышении стояло дубовое кресло, украшенное затейливой резьбой, в нем сидела провидица Фиммилин и смотрела в хрустальный шар. Шар лежал на небольшой подставке, на которую был наброшен шарф из темно-лилового китайского шелка с расшитыми золотом драконами.