– Это почти мило, и спасибо тебе за суп, но у меня от вас сейчас все слипнется! – сказала она вполголоса, чтобы не разбудить Йеннифэр.
Джарлакс тихо хохотнул и мгновенно оживился. Рубиновый глаз глумливо блеснул.
– Да ладно тебе! Я послушаю, – он заинтересованно поглядел на Мелькора и Майрона. – Я, знаешь ли, видел, чтоб ебались, но чтобы так…
Мелькор устало выдохнул и символически побился лбом о руку Майрона, перекинутую через его плечо поперек груди и перебирающую звенья косы. Удивительно, но даже вале хватило такта не говорить в полный голос, понизив его до рассерженного шепота:
– Если будете подслушивать, я напою вам колыбельную, после которой тебе, Цири, будут месяц сниться табуретки, что гоняются за тобой по лесу, и одноногий умывальник с дубиной. А тебе, лысый, кошмарную фантазию сообразно твоему влечению к прекрасным женщинам, которые будут желать тебя, но вместо лон у них будут кровожадные пасти, и…
Цири шумно, с удовольствием, зевнула, не дав Мелькору закончить. Майрон громко и устало выпустил воздух через нос. Джарлакс присвистнул. Его взгляд откровенно смеялся.
– Пизда с зубами? Ну, ты загнул, – говорил он тоже вполголоса, почти шепотом. – Да и достаточно мне памяти о моей дражайшей сестрице, которой я желаю смерти долгой и мучительной. Думаю, закажу на ее день рождения портрет.
На коленях Цири пошевелилась Йеннифэр. Она перевернулась на другой бок и пробормотала сонным голосом:
– Ох, Мелькор. Я уж думала, идеи о зубастой вагине от тебя никогда не прозвучит, – она сладко зевнула. – Ка-ак же ты ненавидишь женщин. Никогда не думал пообщаться по этому поводу с лекарями? Вдруг у тебя была злобная мамаша, которая расхаживала голышом и била тебя… или что там… – она зевнула еще раз.
Вслед за Йеннифэр зевнул Мелькор, лишенный тем самым любых шансов дать достойный ответ, потому что Цири погладила приемную мать по волосам, коснулась ладонью ее лба, и лицо Цири резко посмурнело. Она тихо шикнула на всех сидящих:
– Тихо вы! Дайте ей поспать!
От Мелькора зевок подцепил Майрон. Он перехватил пальцами кисточку косы Мелькора и указал ею на чародейку. Украшения тихо и мелодично зазвенели.
– Спала бы ты… госпожа Йеннифэр. Или у тебя в нежные места пониже спины колючки забились?
Джарлакс покачал пальцем и поправил шляпу. Судя по его виду, спать он не хотел вовсе, если вообще имел такую потребность.
– Не трогай ее задницу, Майрон, – назидательно произнес он. – Это же эталонная, почти музейная задница. Самая прелестная задница, которую я видел, Йеннифэр. Просто произведение искусства.
Йеннифэр застонала и повернулась лицом к костру, пристроив голову на бедре Цири.
– Боги, Джарлакс, просто закрой рот и дай мне подремать хоть пару часов!
Мелькор вздохнул.
– Это мы все… в эталонной музейной заднице.
– Тише вы! – прошипела Цири.
Джарлакс прижал палец к губам, обернувшись к Мелькору.
– Слышал? Малышка сказала всем заткнуться. Тсс!
Цири возмущенно засопела.
– Я тебе не малышка! – яростным шепотом ответила она.
– И сколько тебе лет? – Мелькор лениво привалился плечами к груди Майрона и поерзал, согнув ногу в колене. Он окончательно съежился в чужих руках, согреваясь.
– А тебе? – нагло спросила в ответ Цири, даже не моргнув глазом.
Мелькор поморщился.
– Да какая разница?
Майрон обхватил его поперек живота и уткнулся носом в висок. Он не помнил, чтобы на Мелькоре хоть когда-нибудь так ярко сказывалась столь сильная и столь человеческая сонливость.
«Зевает. С ума сойти».
– Мэлко, хватит. Ему больше двадцати тысяч, Цири. Если считать от сотворения земель Арды, конечно.
Йеннифэр опять пошевелилась и раздраженно произнесла сквозь дремоту:
– Мелькор… – она зевнула. – Или как там тебя… заткнись и сни уже сладкие сны о своих зефирных берегах. Можешь даже пожелать всем доброй ночи, если ты вообще умеешь это делать.
Вала глубоко вздохнул и подавил очередной зевок, поневоле подхваченный от чародейки.
– Сейчас помру от счастья с твоего благословения, Йеннифэр, – тихо ответил он. – Надеюсь, тебе приснится блюющий тролль на лугу в ромашках.
Ответом Мелькору был еще один сладкий, громкий и пренебрежительный зевок. Но почему-то после этого странным образом повисла тишина.
Беда пришла глубокой ночью. Потрескивал костер. Мелькор устало дремал вполглаза, привалившись к груди Майрона, разморенный теплом и горячей едой, но чутко шевелился и распахивал глаза, стоило в темноте раздаться чуть более громкому шороху или скрипу. Майрон так и не заснул, несмотря на усталость, но погрузился в странное оцепенение, наполненное потрескиванием костра, тихим плеском озера и шумом еловых веток в ночи. Джарлакс развлекал себя тем, что выстругивал ножом из ветки подобие копья, то и дело озираясь по сторонам. Цири сморило – она клевала носом, потом легла, но не уснула, а вздрагивала от холода и дремала беспокойно, свернувшись и прижавшись вплотную к Йеннифэр, и сжимая в руке рукоять меча.
Из ночного оцепенения их вывела вспышка белого мертвенного света на холме, и крик Джарлакса, прозвучавший громче, чем набат:
– Поднимайтесь! Призраки!