Кольцо нибелунгов

— За Бургундию! За Гундомара!

Тщательно подобранные слова произвели ожидаемый эффект. Разразилось всеобщее ликование, и со сторожевой башни над замковыми воротами посыпался дождь из лепестков роз. Гундомар и его воины отправились в путь. По ту сторону ворот собрались сотни жителей Вормса, чтобы выразить королю свое доверие и пожелать ему победы. Раздался звон церковных колоколов — впервые за долгое время.

Вся эта процессия напоминала въезд Господа Иисуса в Иерусалим — именно так было задумано Хагеном. Советник прекрасно понимал, что победа над Фафниром — отнюдь не решенный вопрос. Они слишком мало знали о змее, его слабостях, его происхождении. Но народу нужна была уверенность в силе своего лидера. Раз уж не удалось устроить великолепную свадьбу принцессы, то теперь Гундомар должен был предоставить черни другое, столь же великолепное зрелище.

Эльза незаметно подошла к отцу и стала любоваться Гернотом, который со своей сестрой тоже вышел во двор.

— Ты завидуешь королю и его сыновьям, что они идут убивать дракона?

Учитывая, что вокруг собралось слишком много народу, Хаген не мог говорить с презрением, как бы ему этого ни хотелось.

— Дурак подставляет себя опасности — мудрый предотвращает ее.

Эльзу не удивило, что отец с насмешкой отзывается о королевской династии. Хаген из Тронье мечтал о власти и правлении с помощью меча и кнута. Прощение и сочувствие, предписываемые Священным Писанием, казались ему признаками слабости, достойными презрения. От желания развязать войну с датчанами или гуннами его удерживала только верность Бургундии, а не Гундомару.

— Может, мне следовало бы попытаться задержать отца? — спросила принцесса Кримгильда, обращаясь к младшему брату.

Гернот склонил голову, будто ему нужно было подумать, прежде чем дать ответ.

— А зачем? Он уверен, что именно ты виновата в том, что ему приходится выполнять опрометчиво данное слово.

— Разве только он? — с горечью произнесла Кримгильда. — Половина двора считает меня изменницей, интриги которой позорят семью, а легкомыслие несет не меньшую опасность, чем когти Фафнира.

Молодой принц ободряюще обнял сестру за плечи. При этом он взглянул на Эльзу, и ему захотелось с ней поговорить. Но она стояла возле Хагена, и Гернот решил, что позже, когда у него появится возможность, он непременно обменяется с девушкой парой слов.

Зигфрид и Регин стояли у входа в кузницу, где были выкованы все тринадцать мечей для битвы. Сначала Регин решил, что ночью обязательно нужно привязать своего воспитанника за ноги к кровати, чтобы тот не сбежал, горя желанием присоединиться к Гундомару. Однако затем кузнец заметил страсть, с которой Зигфрид смотрит на Кримгильду, и понял, что если и есть причина, из-за которой юноша мог пожертвовать своим сном, то она объяснялась зовом плоти, а не зовом крови.

Зигфрид чувствовал себя огнем, у которого никто не хотел греться и который бессмысленно пожирал самого себя. Он был убежден, что может хорошо послужить как Кримгильде, так и Гундомару, но они от него отвернулись. Принцесса не удостоила его ни единым взглядом после той ночи в ее спальне, а король посмеялся над ним, когда он попросил разрешения идти сражаться с Фафниром.

Зигфриду нужно было добиться уважения и высокого положения в обществе, но здесь, при дворе Бургундии, ему отказали даже в поисках ключей к собственному счастью.

6 ГУНДОМАР И ОГНЕННОЕ ДЫХАНИЕ

Прошло два дня и две ночи с тех пор, как Гундомар отправился убивать дракона. Радость по этому поводу быстро прошла. Тучи, словно прибой, метались над страной, удушая свет солнца днем и сияние луны ночью. Стражники на зубцах башни наблюдали за лесом, но никаких признаков, свидетельствующих о славной победе короля, не было. И в первую, и во вторую ночь после начала похода в облаках на северо-востоке появлялись сполохи, но это были не молнии, возвещавшие о надвигающейся грозе, а отблески огненного дыхания Фафнира.

Кримгильда и Гернот тоже все дни напролет проводили в башне, обратив свои взоры в сторону леса, где решалась судьба Бургундии. Брат и сестра стояли обнявшись и смотрели вдаль.

На закате каждого дня церковные колокола призывали горожан к молитве. Молились сейчас повсюду — и всем богам.

Зигфрид метался по кузнице, словно дикий пес, которого привязали к дереву цепью. Регин даже не пытался его успокаивать — он сам чувствовал, что в воздухе запахло несчастьем.

Когда на третий день сгустились сумерки, Гернот, уставший и разочарованный, спустился со сторожевой башни и отправился к покоям придворных. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь, но так, чтобы при этом не пришлось обсуждать что-то важное. Кримгильда сейчас была занята своими собственными мыслями: уверенная в том, что именно она привела к происшедшему, девушка страдала от мучившего ее чувства вины, и Гернот не хотел надоедать ей своим обществом.