Первые лучи рассвета начинали проникать через окна балкона; это бросило жуткое сияние на лицо Омира. Джимми начал закрывать шторы, затем остановился. Он изучал лицо брата в течение долгого времени в удивлении и восхищении. Обычно, он думал, что Омир красивый. Слово, которое сейчас пришло ему в голову, было «прекрасный». Его мать, должно быть, выглядела аналогично. Омир, он просто подумал, я люблю тебя. С усилием он вырвался из очарования, молча, закрыл шторы, и вышел на цыпочках из комнаты. Он никогда больше не видел это лицо.
За восемнадцать лет, которые последовали, когда он искал в своей памяти умственные изображения Омира, эта заключительная сцена, с возвышенным лицом, всегда была первой.
3. Оберон умрет?
Регент, дядя Оберона, был так стар, что он казался нестареющим. Он видел все это, не однажды, но много раз. Его жизнь походила на карусель Оберона в детстве: немного подождать, и все это снова начнется. В его тео-философии действительно были аспекты Риторнеля, и фактически в предыдущие десятилетия он нес золотое кольцо на красной подушке в торжественных ежегодных процессиях.
И все же, точно так же, как он не был инопланетянином ни по букве, ни по духу, так он и не придерживался Риторнеля. Действительно, его религия была полностью династической и касалась трансцендентных и астрономических вопросов только в той мере, в какой они обещали немедленную пользу линии Дельфьери. И после смерти своего младшего брата, помазанного правителя, в последние дни Терровианской войны, он вышел из отставки, чтобы удержать правительство вместе, пока Оберон не достигнет совершеннолетия.
Таким образом, по приказу Регента коронация и хирургическая операция Оберона проходили одновременно. Вряд ли могло быть иначе. Чрезвычайные меры были необходимы, чтобы сохранить старые дружеские отношения и избежать обид потенциально новых союзников. Оберон, возможно, умирает, но коронация должна продолжаться. Церемонии и приглашения были запланированы на несколько месяцев вперед, и на них присутствовали короли и канцлеры из всех солнц Лиги, не говоря уже о послах из внешних галактик. Даже межгалактические арбитры были там в своих великолепных одеяниях, единодушные, по крайней мере, в своем решении, что столь историческое событие потребовало их наблюдения.
Брови Регента были прищурены. — «Это не подходящий конец», — думал он. — «Это Дельфьери привели Террор к ослаблению. Но для ужесточения нашей цели и сплочения слабаков Лиги, планета дьявола теперь не будет гореть. Возможно, никакой конкретный Дельфьери не важен, но важна кровь. И этот бездельник Оберон является последним из нас. Дикий, безрассудный ребенок! Мы всегда убиваем себя, когда мы должны брать жен и создавать что-то для потомства».
Но его жестокие черные глаза смягчились, когда он рассмотрел своего племянника. Полноценный Дельфьери. И таким образом, это должно быть вашей скудной коронацией. Нет, не как в былые времена. Как рассказал ему его дед, такие вещи в прошлые века были тридцатидневным бунтом. До того, как его древние предки обнаружили вопиющее пиратство неэкономичным, и до того, как они вошли (с огромным нежеланием) в социально приемлемую культуру, коронация была вещью, которую нужно помнить. Все винные баки в Горис-Кард были опорожнены. Невыкупленные пленные приносились в жертву, и этажи храма были наводнены их кровью. И это были настоящие храмы для надлежащих богов, задолго до того, как основные положения Алеа и Риторнеля начали свое коварное соблазнение цветущих умов сильных планет Лиги. И теперь всё это ушло, всё. Вот и сейчас, при этой спокойной процедуре, единственное вино было в стерилизующих автоклавах в операционной, и единственная видимая кровь, была на белом халате главного хирурга.
И, таким образом, в течение многих часов процессия подавленных празднующих людей окружала стеклянный купол импровизированной хирургии. Они двигались живым потоком, по темно-синим коврам ручной работы с нитями золотых и благородных металлов, через большую комнату, отделанную богатой деревянной обшивкой ручной работы (на странном контрасте с мозаичной стерильностью операционной палаты в ее центре). Воздух был пропитан ладаном. Хор пел на заднем плане, на фоне приглушенного звона великих бронзовых колоколов в соседних часовнях Алеа и Риторнеля. Вряд ли было известно, радовались ли колокола или скорбели, или действительно ли это имело какое-то значение.
Все участники были измучены, и все же поток властелинов не уменьшался. Во время этих действий Регент, Галактический Лауреат, музыканты и певцы заняли подиум со стороны операционной. Хантир, действуя, как временный помощник Регента, тихо стоял позади группы, его лицо только начало заживать под пластиковой кожей. Только золотая заплатка, зловеще вспыхивающая над его левым глазом, давала намек на его недавнее столкновение со смертью.