— Я решил, раз ни одно платье тебе не нравится — стоит купить новое, — лукаво улыбается, и мне почему-то кажется, что платье мне в любом случае не понравится.
Но я так думала ровно до того момента, пока не открыла коробку; искрящаяся прелесть цвета шампанского переливалась в электрическом свете, расшитое, наверно, тысячей хрустальных бисеринок. Бретельки были тонкими — не более полсантиметра в ширину — и заканчивалось бахромой из бисера чуть ниже колен. К нему шли такого же цвета туфли на таком каблуке, что мне в ресторан идти было проще на руках.
— По-твоему, я буду чувствовать себя комфортно на такой шпильке? — обалдело интересуюсь, пока Демид кладёт платье на постель.
— Хватит болтать, одевайся, — хлопнув в ладоши, командует. — Я подожду в гостиной.
Он выходит, прикрыв за собой дверь, и я хмурю: надо же, какой галантный… Я-то думала, что он воспользуется ситуацией, но Пригожин снова меня удивляет.
Платье садится на мне, как влитое, и я решаюсь посмотреть в зеркало.
И от неожиданности охаю, потому что оно каким-то образом обмануло даже стекло — появилась отсутствующая грудь и красиво округлилась попа. Видит Бог, никогда раньше не задумывалась о своей худобе или о том, что обо мне скажут люди, но сейчас очень не хотелось подвести Демида — я, конечно, могу напакостить или сделать что-то на зло, но не в этом случае.
Ещё пару минут трачу на тушь, подвожу брови и крашу губы бледно-розовой матовой помадой — это всё, что я освоила в макияже по советам визажиста. На большее не хватало ни терпения, ни умений, так что я не стала даже время тратить на бесплодные попытки.
Никогда краситься не умела.
Надеваю туфли, отчего сразу чувствую себя подъёмным краном, и осторожно выхожу в гостиную — этак и ноги недолго переломать. Демид копается в телефоне — строчит кому-то сообщение, судя по частоте мелькания пальцев по экрану — и выглядит совершенно выпавшим из реальности. Но моё появление приводит Пригожина в чувство — лишь для того, чтобы его мозг отключился и забыл весь алфавит.
А я волнуюсь, между прочим.
— И чего молчишь, как рыба? — нервно поправляю несуществующие складки. — Может, дашь уже оценку, чтобы я могла выдохнуть? А то мне не по себе от твоей внезапной немоты…
— Ты отлично выглядишь, — произносит наконец и откашливается, словно у него пересохло в горле. — Если ты готова — можем идти.
Вдыхаю побольше воздуха для храбрости и послушно выхожу в коридор — всё-таки, первый выход в свет, да ещё в качестве жены такого влиятельного человека.
Это вам не за хлебом в магазин сходить.
— Как ты угадал размеры? — хмурюсь, пока муж проворачивает ключ в замке.
— Я же говорил, что буду знать твои параметры до миллиметра, — хитро улыбается — похоже, у него сегодня отличное настроение. На моём лице отражается скепсис, что заставляет Демида фыркнуть. — Да расслабься, я навёл справки у Германа Феликсовича.
Шутник.
Два шага до лифта оказываются единственным безопасным отрезком — все остальные пути стали настоящей пыткой. Начну с того, что я едва не растянулась на скользкой мраморной плитке первого этажа — сразу, ступив на неё из лифта; только надёжная рука Демида не дала мне окончательно опозориться перед консьержем. До машины по асфальту я шла как на ходулях — боялась зацепиться за что-нибудь каблуком и упасть; возле ресторана Демид уже, видимо, потерял терпение.
— Просто расслабься, — скомандовал настойчиво, но мягко. — Представь, что туфли — это продолжение твоих ног.
— Интересно, откуда тебе знать, как это делается? — ехидно хмыкаю. — На себе испытывал?
Пригожин фыркает и отворачивается, а я вздыхаю и пробую сделать, как он сказал.
Самое удивительно то, что у меня получается.
В ресторан вхожу не походкой львицы, конечно, но и не неуверенным пингвином тоже; вглядываюсь в лица посетителей, пытаясь угадать, кто из них — клиент Демида, и чувствую, как деревенеет спина, когда из-за столика поднимается пара, приветствуя нас. Женщина недвусмысленно прихорашивалась и смотрела на Демида так, что сомнений не оставалось.
Они знают друг друга.
И очень тесно.
Мои неуверенность и скованность словно сдувает порывом ветра от того пошлого взгляда, который кинула эта мадам на моего законного мужа. Не то что бы я была собственницей — просто этот мужчина уже занят, а по правилам приличия так пялиться на чужого мужа — верх дурного тона. Беру Демида под руку — так, чтобы обручальное кольцо было хорошо видно (вдруг у неё проблемы со зрением) — и цепляю на губы самую счастливую улыбку, на которую только способна: улыбнись я сильнее — лицо просто треснуло бы.
Мы подходим к нужному столику, и теперь уже я подвергаюсь жёсткой оценке со стороны женщины; она придирчиво осматривает мой туалет и простой макияж и явно считает, что я ей не соперница.
Очень опрометчиво, моя дорогая.