Удивлённо распахиваю глаза: так вот какое впечатление я произвожу на него — самовлюблённой эгоистки? Выходит, я в его глазах выгляжу не лучше Александры — но той хотя бы нужно его сильное спортивное тело, а мне — лишь должность в престижной компании… Самое обидное, что до встречи с Демидом именно семья была для меня на первом месте; не важно, был ли это папа или муж и дети — семья была моим идеалом, а теперь я кажусь Демиду — да и всем, наверно — девушкой, которая прельстилась должностью.
— Семья всегда будет для меня на первом месте, — не соглашаюсь.
— Но я никогда не стану частью твоей семьи, так? — презрительно фыркает. — Это ты хочешь сказать? Почему? Недостаточно богат? Не хватает влияния в обществе? Не так хорош собой, как мог бы быть?
— Деньги, влияние и смазливое лицо — ненадёжные материалы для строительства крепкой семьи, — отворачиваюсь и смахиваю со щёк невесть откуда взявшиеся слёзы. — Сколько себя помню, я всегда мечтала о том, что однажды встречу человека, которого искренне полюблю. Но появился ты — весь такой властный, неумолимый, строгий, не терпящий возражений — и решил, что мы с тобой станем семьёй только потому, что тебе так хочется. Жизнь чуточку сложнее картинок из детской книжки, знаешь ли.
В машине повисает зловещая тишина; ещё недавно от Демида веяло желанием, а теперь — арктическим холодом, причём так, что мне захотелось плотнее завернуться в его пиджак.
Что я, собственно, и сделала.
Бросаю нервный взгляд в сторону Андрея — наверняка слышал весь разговор и уже составил мнение о том, что из себя представляет наш брак. Если бы водителем была женщина, вся компания Пригожина уже знала бы всё в подробностях и зубоскалила на тему того, что наш союз трещит по швам — ещё и ставки бы делали, когда он развалится вовсе. Но Андрей не отрывает взгляда от дороги и старательно делает вид, что его вообще здесь нет.
В лифте, который теперь казался удушающе тесным, мне окончательно стало не по себе; всё в том же безмолвии мы оба вошли в квартиру, где Демид развязал и стащил галстук и направился прямиком к мини-бару. Звякнуло стекло, и вот в руке у Пригожина уже поблёскивает бутылка с жидкостью насыщенного коричневого цвета.
— Только не говори, что ты собрался напиться! — спрашиваю с недоверием.
— Иди спать, Ульяна, — небрежно роняет, и я вижу, как ходят желваки на его лице. — Поговорим завтра.
По тону понимаю, что сегодня уже нормального разговора не получится, поэтому оставляю его пиджак на диване и безропотно плетусь в свою комнату, скинув с ног опостылевшие каблуки. После них ноги нещадно болели, будто их кололи сотни иголок, а позвоночник больше напоминал кусок дерева по ощущениям. Быстро принимаю душ, который немного расслабляет напряжённые мышцы, и переодеваюсь в пижаму; когда преодолеваю небольшое расстояние от ванной до спальни, слышу, как звякает очередная бутылка — на этот раз под ворчание Демида. У меня сердце проваливается куда-то вниз: он в гневе неадекватен, а в гневе и под градусом даже боюсь представить, что он может устроить. В который раз жалею, что на двери комнаты нет замка или хотя бы щеколды, поэтому придвигаю к ней кресло — на всякий случай.
Очаровательные годы ждут меня в этом доме, чувствую.
Как ни пытаюсь, заснуть не получается ни через час, ни через три; циферблат показывает второй час ночи, а я даже глаза закрыть не могу. Примерно с полчаса назад Демид перестал нарезать круги по дому и стучаться в мою дверь, просясь внутрь, чтобы извиниться. Я пыталась убедить себя в том, что он просто заснул, но маленький червячок страха не давал успокоиться: вдруг ему стало плохо?
Со вздохом поднимаюсь на ноги, отодвигаю кресло и выглядываю в коридор; дом встречает меня пугающей тишиной, так что я сломя голову несусь в гостиную. Пусто. Обхожу все комнаты в доме и везде натыкаюсь на пугающую пустоту. Меня уже начинает бить озноб: вдруг в его светлую головушку пришла идея прогуляться? Пьяный богач ночью один на улице — лучшего подарка для грабителей и придумать нельзя.
Уже собираюсь в панике звонить Андрею, чтоб помог мне с поисками, когда в моей собственно голове мелькает мысль о том, что на самом деле я проверила ещё не весь дом. Оставляю телефон на тумбочке в своей спальне и поднимаюсь по лестнице наверх — туда, где бассейн; верхняя дверь оказывается приоткрыта, и я просовываю в образовавшуюся щель голову: Пригожин сидит на бортике, опустив ноги в воду — прямо с брюками и в ботинках…
— А ещё меня называют неадекватной… — бурчу, опускаясь рядом с ним на корточки. — Сколько ты выпил?
— Не знаю, — вздыхает, не отрывая взгляда от водной глади.
— Достаточно, чтобы потерять разум, видимо, — снова ворчу, но притронуться к нему боюсь: вдруг вспылит.
— Тебе же всё равно, — переводит затуманенный взор на меня. — Я ведь не член твоей семьи, так что не извольте беспокоиться, Ульяна Николаевна.
Вздыхаю и усаживаюсь рядом.
— Дурак ты, Пригожин. Зачем вообще было пить?
— Ты самая невозможная женщина из всех, что я встречал, — хмурится, выдавая обвинение.
— Девушка, — машинально поправляю и тут же краснею.