Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями

Отметим также, что ни органов Советской власти, ни привычных органов партийного руководства на территории Дальстроя тогда не обнаруживалось. Здесь было свое собственное Политуправление, которым дольше всех ведал генерал-майор Сидоров, а вместо Советов был Отдел административных органов при Управлении «Дальстрой». Политуправление Дальстроя подчинялось Политуправлению НКВД на Лубянке, а не ЦК ВКП(б), административный отдел «выходил» на соответствующее Управление на Лубянке. Верховный Совет СССР от руководства на Северо-Востоке был начисто отстранен…

Здесь царило строжайшее единоначалие. Оно сосредоточилось в руках Начальника Дальстроя. Комиссар Павлов являлся царем и богом всей огромной территории Северо-Востока.

Покойный Эдуард Петрович Берзин начинал освоение Колымы не только со строительства дорог, приисков и поселков для жилья. Как и всякому думающему человеку, ему виделся этот отдаленный заморский край как самостоятельно действующая территория страны — со всеми необходимыми службами и заботами. И даже при сравнительно небольшом количестве заключенных и вольнонаемных в те годы ему было ясно, что первейшей нуждой холодного края будет обеспечение людей собственными продуктами питания. На всех совещаниях Берзин непременно подчеркивал эту проблему, отчетливо сознавая, что за два моря сюда продуктов не навозишься. Что позволит природа сурового края, то непременно надо получать на месте. Зерно, конечно, так и будут возить за два моря, поскольку рожь или пшеницу здесь не получишь. А вот мясо, молоко при больших еще не освоенных естественных лугах получить можно. И какие-то овощи тоже можно, так, во всяком случае, говорили агрономы, приехавшие сюда по приговорам. Есть возможность иметь кислую капусту, свежие морковь и лук, что там еще?..

От слов тогда же перешли к делу. Организовали четыре совхоза, маленькие хозяйства — ядро будущих больших. Не оставили без внимания хилые фактории, влили в них новую жизнь и деньги, чтобы способствовали выращивать больше оленей. Создали несколько рыболовных бригад, чтобы ловить и солить кету, горбушу, кижуча.

Ушел в небытие Эдуард Берзин. Его место занял человек абсолютно безнравственный, властолюбивый. Павлов задался целью показать, что может настоящий «хозяин». Нисколько не заботясь о цивилизованном освоении края и о будущем его, как это делают люди, собравшиеся жить здесь не год и не два, а долгое время — и жить нормальной, обеспеченной жизнью, команда Павлова все подчинила одной всепоглощающей цели: дать золота больше, чем давали при Берзине. И все силы и технику бросила на прииски, не жалея ни людей, ни техники, ни — что страшнее всего — самой природы, и без того бедной и легкоранимой.

Карьеры покрыли язвами горную Колыму. Реки истощались на промывке, леса нещадно вырубали, хотя лиственница достигает здесь зрелости только к двумстам годам.

За первые два года оголилась половина сопок вокруг поселков, хотя каменный уголь был под боком. Долины рек, где росла трава, а вейник Ландсдорфа подымался к сентябрю до пояса, оказались израненными следами вездеходов — уже не сенокосы, а болота. Кладбища, а попросту старые карьеры, наполненные трупами, покрыли безлюдные распадки. Палатки, а не дома указывали на метод временного проживания: приехал, взял золото или касситерит и уехал, забросив поруганную местность.

Это было не освоение богатейшего края, где можно добывать золото десятилетиями и веками: это был хищнический налет, грабительское нашествие, когда истреблялись не только люди, но и природа.

Расплата за лихой наскок на Колыму ускорилась, когда теплоходы стали привозить заключенных куда больше, чем «планировали»: сразу больше ста тысяч за сезон! Рассовывали их скоро, карьеров и шахт было предостаточно, и «отход» все увеличивался. Но и едоков прибавлялось. А в Нагаево везли только муку, зерно для каши и небольшое количество жиров. Резко недоставало молока для вольнонаемных с семьями. Овощи брали в магазинах штурмом.

И Павлову, хотел он этого или не хотел, пришлось вернуться к проблеме продовольствия на месте. Даже у такого матерого человеконенавистника, как он, в минуты здравого размышления над документами о населении и количестве продуктов, возникало чувство раздражения, прежде всего в адрес ГУЛАГа, который обязан знать — и знает! — что пора ограничить число заключенных на Колыме, прекратить поток их сюда хотя бы на время. Нет же, везут и везут. Чем кормить? Сколько бы ни погибало на приисках, сколько бы ни расстреливал Гаранин со своими комендантскими взводами, количество едоков прибавлялось, а еду для них с «материка» посылать не торопились.

Раздраженный не очень приятными сводками о падающей добыче золота, Павлов отчитал сначала своего заместителя по геологии генерал-майора инженерной службы Цареградского за слабо расширяющийся ареал золотодобычи, отчего, по его мнению, суточная добыча золота упала до постыдной цифры. Генерал-майор, ловкий и удачливый службист, уже присвоивший себе лавры первооткрывателя золота на Колыме, только и сказал в оправдание: