Кольцо царя Соломона

Итак, мы с величайшими неудобствами продолжали свой путь, когда Кёниг внезапно остановился и безмолвно указал на свободный от тростника плёс, расстилавшийся прямо перед нами. Сначала я увидел лишь белесую воду, темно-синее небо и зелёные заросли — эти стандартные краски Неусидлерзее. Неожиданно посреди плёса, словно поплавок, вынырнувший на поверхность воды, появилось крошечное чёрное животное, едва ли крупнее большого пальца человеческой руки. И в этот момент я оказался в редком для зоолога положении — когда он встречает животное, которое не в состоянии определить. Я буквально не мог понять, к какому классу[56] позвоночных относится существо, плававшее у меня перед глазами. В первую долю секунды мне показалось, что это птенец какой-то неизвестной мне нырковой птицы. Создавалось впечатление, что существо имеет клюв и держится на воде подобно птице, а не как млекопитающее. Животное описывало на поверхности воды крутые зигзаги и узкие круги абсолютно так же, как некоторые водяные жуки, и оставляло за собой широкий клиновидный след, слишком мощный по сравнению с малыми размерами загадочного существа. Внезапно из глубины вынырнуло второе крошечное создание, которое стало преследовать нашего первого знакомца с пронзительным щебетанием, напомнившим мне крик летучей мыши. Потом оба нырнули в глубину и исчезли. Весь этот эпизод не занял и пяти секунд.

Я стоял с открытым ртом, мозг бешено работал. Кёниг, широко ухмыляясь, повернулся ко мне, оторвал пиявку, присосавшуюся к его запястью, вытер сочащуюся из ранки струйку крови, шлёпнул себя по щеке, убив одновременно тридцать пять москитов, и спросил меня тоном экзаменатора: «Кто это был?». Спокойно, насколько было в моих силах, я ответил: «Водяная землеройка», В душе я благодарил пиявок и москитов за ту отсрочку, которая позволила мне сосредоточиться. Но мои мысли уже неслись дальше: водяные землеройки питаются рыбой и лягушками — и тех и других повсюду можно достать в неограниченном количестве. Водяные землеройки проводят под землёй меньше времени, чем другие насекомоядные. Вот то животное, которое можно держать дома! «Я должен поймать водяную землеройку», — сказал я Кёнигу. «Это очень просто, — ответил он. — Под основанием моей палатки есть гнездо с молодыми». Именно в этой палатке я провёл предыдущую ночь, а мой друг даже и не подумал сообщить мне о куторах[57]. Эти вещи для него — дело само собой разумеющееся, так же, как пятнистая водяная курочка[58], клюющая крошки с его ладони, или любое другое чудо в его удивительном царстве озёрных тростников.

Вечером, когда мы вернулись в палатку, Кёниг показал мне гнездо. В нем было девять детёнышей, казавшихся огромными по сравнению со своей мамашей, которая юркнула в глубину, как только мы приподняли тент. Длина каждого детёныша значительно превышала половину длины самки, а вес молодого зверька должен был быть равен примерно трети или четверти веса мамаши. Иными словами, по самым средним подсчётам, весь выводок весил не меньше, чем две взрослые землеройки. А ведь зверюшки были ещё совершенно слепы, и кончики зубов едва виднелись в отверстиях их розовых ртов. Спустя два дня после того, как зверюшки попали ко мне на попечение, они ещё не могли самостоятельно съесть даже мягкие внутренности кузнечика. Явная жадность, с которой маленькие куторы реагировали на пищу, не мешала им бесконечно долго жевать сочный кусочек лягушачьего мяса — им никак не удавалось отделить маленькую порцию и проглотить её. Пока мы продолжали жить в нашей палатке, я кормил своих питомцев выдавленными внутренностями кузнечиков и мелко нарубленным лягушачьим фаршем — зверьки просто процветали на такой диете. По возвращении домой, в Альтенберг, я усовершенствовал их меню, составляя нечто вроде соуса из выдавленных внутренностей различных личинок, дождевых червей и рубленного свежего рыбьего мяса, сдабривая все это небольшим количеством молока. Землеройки поглощали сказочное количество этого корма, и маленький ящичек, в котором содержалось их гнездо, казался ещё меньше по сравнению с огромной фарфоровой чашкой, содержимое которой они опорожняли три раза в день.

Все эти наблюдения поставили меня перед вопросом, каким образом самке удаётся выкормить свой гигантский выводок. Абсолютно невероятно, чтобы она кормила их только собственным молоком. Даже питаясь гораздо более концентрированной пищей, выводок юных кутор ежедневно поедал её в количестве, равном их общему весу, то есть почти столько, сколько весят два взрослых зверька. С другой стороны, мои наблюдения, бесспорно, доказывали, что молодые землеройки в этот период своей жизни не в состоянии поедать целых лягушек или рыб, которых им могла бы приносить мамаша. Можно лишь полагать, что самка кормит детёнышей отрыжкой из пережёванной пищи. Даже в этом случае остаётся почти полной загадкой, каким образом взрослой самке удаётся добывать столько мяса, чтобы прокормить себя и своё ненасытное потомство.