За ту неделю, что он прожил в доме Малышева, они с Егором сумели выстроить ровные отношения. Стас не лез не в свое дело, не давал глупых советов, не пытался услужить, а всего лишь выполнял порученную ему работу, на которую у Егора не было времени и желания. Малышев не делал Станиславу поблажек, и вскоре Егор утвердился в мысли, что с этой стороны угрозы его положению ждать нечего. Да и не настолько ловок был Станислав в торговых делах, чтобы так запросто занять его место. А вот знал Станислав действительно много, в этом Егор отдавал ему должное. Писал он, правда, не всегда грамотно, да и считать любил все больше прутиком на песке, выстраивая странные знаки колонками, а потом уже говорил, сколько получается. Малышев вчера проговорился, что новый работник ненадолго. То, что неспроста он пустил его к себе на службу, Егор понял сразу, но расспрашивать о причине не стал. Ни к чему это было. От приказчика Фрол Емельянович практически не держал секретов.
Но ежели о чем-то не говорил, значит, была на то нужда.
Егор неторопливо подошел к Станиславу и, оперевшись правой рукой о перила лестницы, с улыбкой оценил его усердие.
— Обстучать нужно, чтоб кора хорошо сошла, — сказал Егор.
— Стучал уже. Не получается. Все прутья извел.
— Да купи ты ему гудок, вот и радость будет у парня.
— Купить немудрено. А когда вещь своей рукой сделана, она и цену другую имеет.
— Оно, конечно, верно. Только хотеть-то мало, уметь надобно.
— Вот я и думал, что умею, — улыбнулся Стас и бросил на траву неудавшуюся свистульку.
— Я вот так, помню, ложки учился резать, — сказал Егор. — Дед у меня ловко их делал. Я одну никак не кончу, а он, глядишь, уже десяток острогал.
В сенях снова загремели доски, по лестнице сбежал Прошка, хотел было проскочить мимо Егора, но тот ловко схватил его за правую руку, которую Прошка прятал за спиной. Сорванец тут же извился ужом, надеясь вырваться из крепких, как тиски, рук приказчика.
— Стой, — тихо сказал Егор, пытаясь развернуть Прошку. — Куды?
Стас посмотрел за спину мальчику, надеясь разглядеть, что тот прячет, но сорванец нырнул между широко расставленных ног приказчика, так что Егору пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы не упустить его.
— Ку-ды… — так же спокойно протянул Егор, поднимая в воздух парнишку, тем самым лишая его опоры.
— Пусти, — зло проскулил Прошка.
— Я те щас пущу, — все так же спокойно и тихо сказал Егор.
Вывернув из-за спины Прошки руку, Егор вытянул ее вверх и, разжав пальцы, отобрал нож, который тот пытался спрятать.
— Отдай, — крикнул Прошка.
— Я те щас так отдам, семь ден не сядешь, — как прежде, спокойно сказал Егор.
— Отдай, это мой!
Егор повертел в руках короткий, сантиметров в двадцать нож с гнутой костяной ручкой, украшенной резьбой, и прекрасно отполированным лезвием.
— И куды ты с ним летел? — спросил Егор, пробуя грубой кожей большого пальца острие ножа.
— Куды надо! Отдай!
Прошка подпрыгнул, вцепился двумя руками в рукав Егорова кафтана, да так и повис.
— Не мне, так отцу скажешь.
— Курицу жарить хотели! У реки, — сказал Прошка и, выпустив рукав, упал на траву. — Теперь отдай, — сказал он, поднимаясь на ноги.
— Откуда же у вас курица?
— Семкина. Ее коршун утащить хотел, а мы его камнями прогнали. А он курице уже шею склюнул.
— Так ее же теперь нельзя есть, — сказал Стас.
— Почему? — удивленно спросил Прошка. Он обернулся и посмотрел на Стаса.
— Она ведь не умерла — ее убили.
— Сказано в правилах митрополита Иоанна, — назидательно произнес Стас, обращаясь к Прошке. — «Животных и птиц, растерзанных птицами или зверями, не подобает есть. Если же кто будет их есть, или будет служить на опресноках, или в четыредесятницу будет употреблять в пищу мясо или пить кровь животных, те подлежат исправлению».
— Почему нельзя. Она же не издохла, а…
— Сказано нельзя, значит, нельзя, — сказал, как отрезал, Фрол Емельянович, стоявший доселе за спиной у Стаса.
Выйдя из избы на шум, учиненный Прошкой, он увидел, что Егор отобрал у мальчика нож, но обнаруживать себя не стал. Малышев не любил, когда сын жаловался ему. Прошка обреченно посмотрел на отца.
— Со двора ни на шаг, — сказал отец.
— Мне же нужно Семку предупредить, — начал канючить Прошка. — Он ведь не знает, что ее есть нельзя.
— Ему мать объяснила, — сказал Егор. — Скрось до дому бежал и орал на всю улицу да за ухо держался.
— Я тебе говорил, чтобы нож на улицу не таскал — отберу? — спросил Фрол Емельянович.
— Говорил, — опустив голову, промычал Прошка и шмыгнул носом.
— Зачем ты ему вообще нож купил, — не то спросил, не то удивился Стас.
— Мал еще.
— Это не я, это турок — купец. В прошлом годе моржовый клык у меня шесть ден торговал. Думал, выторговал, купил дешево. На радостях Прошке нож подарил, Варваре шкатулку…
— А через шашнадцать ден, — продолжил Егор, — корабль пришел. Одним моржовым клыком груженый. И цена на него почитай в два раза упала.