– Да, мой ангел, – Джакомо возложил ладони на ее живот. – Я искренне полагал, что последнее мое вложение принесет несказанную прибыль и позволит мне расплатиться с долгами. Я не имел желания лгать тебе, обещая, что наше дитя вырастет в достатке. Но так вышло, что я солгал.
– И тебе нужен яд, чтобы…
– …чтобы продать его тем, кто желает избавиться от своих проблем, не вызывая ненужных разговоров. И если средство твое столь хорошо, как ты говорила, оно многим понадобится.
– Я не хочу никого убивать…
– А разве это ты убиваешь? – Ее руки дрожали, но Джакомо видел, что ему удалось посеять сомнения в душе девушки. На самом деле долги его были не столь велики, а положение человека, близкого к святому престолу, имею-
щего множество полезных связей в Ватикане, весьма прочным. И Джакомо надеялся упрочить его еще больше.
Продавать яд? О нет, куда выгоднее оказать услугу человеку, который в этой услуге нуждается. В Риме, конечно, существовало бессчетное количество аптекарских лавок, где, помимо обыкновенных средств, вроде пилюль из вербены или дубовой коры, облегчавшей зубную боль, изготавливали и особые составы. Однако же все они были слишком известными и оттого не годились. Ведь любой, самый захудалый доктор в Риме способен распознать симптомы отравления кантареллой… или соком аконита… «наследным» ядом…
А вот новое средство, доселе неизвестное, вызывающее мучительную долгую смерть, которая походила бы на естественное угасание от болезни, принесло бы много пользы.
– Точно так же можно обвинить кузнеца за то, что он выковал меч, которым один человек поразил другого. Ты создаешь оружие, что не является преступлением или грехом. Тот, кто посмеет применить это оружие против ближнего своего, – он и есть истинный убийца.
Мягкими увещеваниями, лаской он добился согласия Теофании, и пусть она не пожелала раскрыть ему рецепт яда, но все же – сказала, что самолично его изготовит. В доме отыскалась подходящая комната, в которой весьма скоро появились склянки, банки, пучки трав, горшочки с барсучьим и змеиным жиром, небольшая печь, которую растапливали крупными кусками угля, и многие прочие, необходимые в алхимическом деле, вещи.
Теофания, говоря по правде, сомневалась и в собственном таланте – ей было далеко до матушки, – и в правильности рецепта. Запершись в комнате, она покидала ее лишь для того, чтобы отдохнуть и принять пищу, вкуса которой не ощущала, увлеченная работой. Первый результат ее разочаровал. Средство вышло мутным и воняло…
…она пробовала вновь и вновь.