Кольцо златовласой ведьмы

А пятно на Светкиной ладони? И не только на Светкиной? Неизвестное вещество в ее крови? Четыре трупа? Это тоже все – семейная легенда? Как-то очень уж… живая она!

– Ладно, допустим, у твоей бабки жизнь не заладилась. Один муж ее не устроил. Второй умер… бывает. И кольцо перешло ко мне. Вряд ли оно испортит то, чего нет. Но вот в доме… смотри, согласно этой легенде, умирают жены. Так? Про детей ничего не сказано! Твоя сестра, брат… моя мама вообще никаким боком к этому делу… а Гарик? Он-то тут при чем?

Вот в этом определенный смысл имелся.

Вика почесала ступню.

– Кто-то играет с вами, то есть с нами. Кто-то, кто знает эту сказку…

Визг, донесшийся откуда-то из глубин дома, помешал им додумать эту идею до конца.

– Идем, – Серега не собирался больше выпускать потенциальную невесту из виду. Он схватил ее за руку и потянул за собой. Обуться ей дать? Обувь подождет.

Кто бы там ни кричал, но делал он это вдохновенно…

Пятка чесалась. Вика ненавидела, когда она начинала чесаться – это было верным признаком грядущих неприятностей. Это она еще с детского сада поняла, когда внезапно засвербевшая ступня предваряла события крайне неприятные, вроде внеочередного конкурса красоты «Мисс Старшая группа». В школе пятка чесалась перед внезапными проверочными работами, тем самым усиливая ее панику; перед потерей проездного билета, неведомым образом покинувшего кошелек; перед ее столкновением с завучем, которая вечно пребывала в дурном настроении… главное, никогда нельзя было предсказать, откуда именно ждать беды.

Впрочем, положа руку на сердце, следовало признать: на трупы пятка еще не чесалась.

И теперь Вика, прижавшись к стеночке, отчаянно терла ступней о ковер. Ковер был мягким, неподходящим для чесания, и зуд не утихал.

Странное ощущение. Вика прекрасно понимает, что происходит с ней и, в принципе, вокруг нее. Более того, она подмечает детали, на которые прежде не обратила бы внимания.

Семен. Стоит у двери, скрестив руки, смотрит исключительно на собственные ботинки: солидные, замшевые, с влажными пятнами. Он выходил? Куда и зачем? А на черной ткани брюк выделяется белое пятно – ночная бабочка.

Эльвира, устав кричать, позволила себя успокоить. Сидит в кресле, закинув ногу за ногу, демонстрируя их – свои почти совершенной формы ноги. Шелковый поясок развязался, полы халатика разъехались. Под халатиком – красное белье. Ярко. Вызывающе. Эльвире идет.

Но вот странность: что она здесь делала – в эдаком наряде?

– Так ужасно… я увидела, что дверь приоткрыта…

…Она была с Семеном на первом этаже. А потом – что? Семен вышел погулять? Эльвира же, не находя покоя, отправилась бродить по дому?

И где ее обувь?

Чулочки тонкие, такие легко порвать…

– Увидела и… постучала… просто так, на всякий случай. В доме ведь – чужие люди…

Она одарила Вику выразительным взглядом, от которого зуд в пятке усилился неимоверно. Да, Вика – чужая. А Эльвира – своя, настолько своя, что могла без предупреждения заглянуть в кабинет хозяина дома.

И вид, если отбросить предубеждения, у нее модельный. После постельных игр дамы выглядят иначе, она же… вернулась к себе. Сходила в душ. И белье, Вика помнила, на ней другое было. Значит, Эля переоделась. Накрасилась и…

Нет, мерзко о таком думать.

А еще, Вике категорически не нравится, что Серега как уперся взглядом в ее декольте, так и застыл. Стася здесь нет… подозрительно? Или он просто еще не вернулся из гаража? Или это – предлог, что он… не вернулся?

– …думала, загляну и быстренько уйду… а там… там… – Она вытянула ручку в сторону балкона. – Они… там…

И Вика поняла, что, если и дальше будет просто стоять у стенки, свихнется – и все.

Да и… почему никто ничего не делает?!

Она решительно направилась к приоткрытой двери, из-за которой тянуло прохладой.

– Ничего не трогай! – велел ей Серега, отвлекшись все-таки от Эльвириного декольте. – Слышишь?

Слышит.

И его голос. И то, как стрекочут кузнечики в траве. Соловей разливается, поет, создавая неуместную романтическую обстановку. Луна повисла круглым шаром, светом делится щедро… Балкон просторный, с узорчатой балюстрадой и парой декоративных горгулий, они радостно ухмылялись, глядя на хозяина.

Антон Сергеевич лежал на полу, подсунув под себя руку. Вторая вытянулось, словно он пытался добраться до кого-то или чего-то. Светлым комком в углу, грудой тряпья, лежала Елизавета.

Переступив через его руку, Вика присела и прижала пальцы к его шее. Она тысячу раз видела, как это делали в кино, и действие это казалось таким простым.

Кожа – теплая. А под пальцами ничего не слышно. Надо артерию нащупать… тело перевернуть, хотя бы на бок. И пера, которое можно было бы поднести к его носу, у Вики не имелось, зато рядом на полу лежали очки. Не зеркальце, но тоже – стекло. И Вика, протерев окуляры, поднесла их к носу Антона Сергеевича. Она даже не удивилась, увидев, что стекло запотело.

– Его надо перенести куда-нибудь, – сказала Вика. – И вызвать «Скорую»…

Ресницы Антона Сергеевича дрогнули. Взгляд его был преисполнен такой ненависти, что Вика испугалась.

– Т-ты…

– Я, – ответила она, уже жалея о том, что влезла в это дело.