Кольцо златовласой ведьмы

Что, на самом деле он – незаконнорожденный?! Бастард, прижитый от ведьмы? А донна Франческа, чей образ он хранил в сердце с трепетом и восторгом? Существовала ли она вовсе? Обида и неведомая прежде боль душили Паоло.

А торговка не унималась, словно бы мало ей было того, что рассказом своим она уже разрушила жизнь Паоло! Он почти ненавидел эту растрепанную, излишне болтливую бабу. Зачем говорит она о вещах, которые Паоло предпочел бы не знать?

…Туфания – не только ведьма, но и отравительница. Сам Диавол дал ей в руки запретное знание, научив ведьму изготавливать некое средство, которое не имело ни вкуса, ни запаха, но одна-единственная капля его отравляла саму душу человека. С телом же приключалась болезнь, которая длилась когда день, когда неделю, когда и вовсе месяц, но ни один доктор не умел справиться с этой болезнью…

…Многих жен «аква Тофано», чудесная вода, сделала вдовами, но ныне пришел конец ее злодеяниям.

– Спряталась она, – сказала торговка, потирая потные ладони, – думала, что сумеет отсидеться в потайном местечке, да не вышло…

Паоло не помнил, как он добрался до дома. Переступив через порог, рухнул он на мраморные плиты, словно объятый горячкой. Слуги отнесли его в кровать, раздели, обтерли его тело ароматной водой и позвали врача. Он же, прослушав неровный сердечный ритм и заглянув в глаза и уши юноши, убедившись, что отсутствуют в них следы серы, которые указывали бы на совершенное проклятие, велел пустить ему кровь.

Лекарь, ученый человек, самолично резал его руки, растирал виски льдом и розовым маслом, поил его горькими настоями, однако вскоре вынужден был признать, что бессилен перед этой страшной болезнью.

– Дух его, – сказал он графу Арриго, который неотлучно пребывал у постели сына, – пребывает в сильнейшем смятении. И пока не будет устранена причина, приведшая его в это смятение, тело не справится с болезнью…

И лекарь отступил, склонившись пред обстоятельствами, которые почитал неразрешимыми. Граф же, догадавшись, что именно стало причиной мучений сына, изгнал из комнаты всех слуг, служанок и даже старую кормилицу. Он погасил свечи и открыл окно, впуская в комнату свежий воздух, отодвинул портьеры, поскольку помнил, какое угнетающее действие на него оказывала темнота. И, присев у постели сына, граф Арриго спросил:

– Зачем ты туда пошел?

Он не ждал ответа, но взял слабую бледную ладонь сына в руки.