— Ты оказалась, как и Колумбина, и Врангели, где?… У Разумовского. Голубка — в погребе заброшенного дома… Ты тоже была где-то в таком же месте… Не в одном ли и том же?! Но ты в то время голубки не встретила. Всё это мы узнаем на месте… Да, — кивал Пётр, прищурившись и так и глядя в потолок. — Разумовский… Интриган, авантюрист… Что ему до нас? Возможно, по тебе соскучился? Бред полный… Нанял кого отомстить? Тоже бред, слишком слащавый и самовлюблённый. Внимания ему хватает. Но почему тогда ты, Колумбина и картины?… Нет, — протянул Пётр. — Картины были выброшены по пути… К счастью, не так далеко от нашего замка. Почему? Тяжёлая ноша? Возможно… Места занимают много и не столь важно, и уничтожены сразу. Раз, и нет, и нет памяти о них… Хорошо… Выкинули на первом попавшемся месте, по случаю, у водопада… Но Колумбину не уничтожили, берегли. Дали птенцам вылупиться… Для чего выкрали и кто? Врангель вряд ли знал, как и Разумовский… Как бы я хотел, чтоб кто-то из них был виноват, но это не они.
Пётр снова замолчал. Он сел прямо, облокотился локтями на колени и стал смотреть на любимую:
— Здесь есть ещё люди, которым это всё было выгодно и нужно. Но кто?
— Милый, — нежно улыбнулась Иона. — Истина так близко, ты снова меня восхищаешь.
Отставив коньяк, Пётр поднялся, потянул любимую встать перед собой и заключил в жаркие объятия:
— Хочу восхитить ещё больше. Особенно своей верностью.
— Я верю, что верен, но запах… Ты был с Алексеем, верно? От вас пахло коньяком и цветочными духами. Софья мне сказала, где охранника нашли, но я… Я верю. Она поверила милому, и я…
— Я боялся, ты выследишь меня там, — засмеялся с умилением Пётр. — Да, мы забежали туда, вытащили охранника… Ах, — махнул он рукой, став серьёзнее.
— Я бы выследила, если бы узнала раньше. Прощу, потому что напугана. Измена — для нас страшное слово.
— Это слово, как действо, не для нас, — целовал её милый, а Иона, наполняясь ответной страстью, направляла его в своих объятиях к постели…
Глава 46 (цыганка…. дети…)
«Я вернусь к тебе, любимый…. жизнь моя и смысл», — вспоминала Габриэла свои последние слова милому, покидая тем утром его дом.
Трудно было расставаться хоть на час. Габриэла собиралась вернуться к нему и уже не расставаться. Карл готов был и в Швецию ехать, чтобы там быть рядом, но сначала бы они вместе вернули мальчика-дикаря к другу в Баварию, откуда тот сбежал.
Получив записку о похищении Колумбины, Габриэла испугалась и расстроилась. Она решительно собралась к Аминовым, чтобы выяснить всё, и обещала Карлу сразу вернуться. Они оба верили, что так и будет. Всё теперь будет хорошо. Они будут вместе, будут бороться с судьбой за право любить и быть здоровыми.
Карета проезжала по улицам Петербурга, спеша довезти до нужного адреса, но всё же дорога не везде оказалась хорошо выложенной. Наехав на один из выступающих камней, карета вздрогнула, а колесо резко надломилось, отчего весь экипаж встряхнулся, и извозчику пришлось внезапно останавливать тройку лошадей.
Отделавшись лишь испугом, Габриэла при помощи извозчика и нескольких прохожих удачно вышла из экипажа и скоро сидела на скамье. Наблюдая, как трудно и долго чинят колесо, чтобы продолжить путь, она уже собиралась взять городскую повозку, как отвлекла проходившая по улице старая цыганка:
— Милая, — сказала она.
В глазах была видна тревога, забота и желание как-то поддержать или помочь. Цыганка остановилась перед Габриэлой и покачала головой:
— Не возвращайся к мужу. Брось его… Тебя ждёт любовь иная, судьба лучшая.
— У меня дети, — поразилась Габриэла. — Как вы такое можете говорить и… откуда знаете…
— Они вырастут, и ты им будешь не нужна, — перебила её цыганка.
— Нет, — усмехнулась Габриэла, а у самой душа сжалась от страха, словно поверила, что так всё и случится.
Цыганка медленно уходила, словно её больше ничего не волнует. Она не оглянулась, погрузилась опять в свои мысли и скоро исчезла из вида. Габриэла смотрела ей вслед ещё долго, а сердце билось сильнее от растущего страха.
Казалось, в жизни давно происходит что-то не так. Не так она хотела жить: не за того вышла замуж, не встретила вовремя настоящую любовь… Подчинение правилам, нормам, воспитанию… Чем больше Габриэла прокручивала в памяти свою жизнь, тем становилось больнее. И больше всего — за детей.
В страшном предчувствии сидела она скоро вновь в карете, увозящей к дому Аминовых. Глядя перед собой, Габриэла видела только пустоту и черноту. Счёт времени потерялся, как и ощущение реальности. Хотелось лишь одного: вернуться домой, забрать детей и убежать от этой жизни вместе с Карлом, чтобы где-то начать жить так, как мечтается, как молит душа:
— Мои мальчики… Нет, я приеду к вам. Нет, не оставлю… Мальчики мои, — прослезилась она, представляя перед собой своих сыновей.