Колумбы российские

Баранов схватил ружье:

— Вперед, братцы!.. На приступ, на злодеев! — и быстро побежал к крепости. За ним бросилась вся его ватага, вооруженная, кто чем попало. Во всяком случае среди нескольких сот его сподвижников не менее ста пятидесяти были вооружены ружьями.

— Пушки тащи, пушки! — закричал опять Баранов.

Люди впряглись в две пушки и потащили их вслед за воинством.

Когда Повалишин увидел, что громадная толпа промышленных и алеутов понеслась на крепость, ему ничего не оставалось, как тоже броситься в атаку, но с другой стороны, как ему и было приказано Лисянским.

— Что они так рано сорвались? — сердито проговорил он. — Все планы перепутали. Мы даже пушек не успели подтянуть к назначенной позиции!

Он стал подгонять своих людей:

— А ну скорее, тащи пушки через речку… Нам надо огнем поддержать атаку.

Нужно отдать должное обоим морским офицерам. Они быстро установили свои орудия, и не прошло и нескольких минут, как на крепость понеслись ядра пушек Арбузова и Повалишина. Правда, эти ядра не наносили большого вреда противнику. Они просто отскакивали от толстых бревенчатых стен крепости.

— Картечь! — скомандовал Повалишин.

Пушки дали несколько выстрелов картечью, которая оказалась более эффектным оружием, чем ядра. Позже Баранов в письме своему сподвижнику Куликалову писал на Крысьи острова, что, как оказалось, даже картечь не испугала индейцев. Те заранее выкопали глубокие ямы, где и отсиживались.

Вслед за людьми Баранова, как саранча карабкавшихся по довольно крутым склонам горы к воротам крепости, лейтенанты Повалишин и Арбузов тоже повели своих матросов на приступ.

Все время впереди наступавших по крепости били ядра и картечь артиллерии. Можно было ожидать, что «армия» Баранова, с таким безудержным воодушевлением и энтузиазмом бросившаяся на штурм, с налету ворвется в крепость, тем более что следом за этой стихийной армией стройными рядами бежали моряки «Невы», на ходу стрелявшие по индейцам, появившимся на стенах крепости.

Еще несколько десятков шагов и, казалось, загрохочут, повалятся крепостные ворота.

Индейцы, как видно, хорошо приготовились к атаке. Ворота крепости вдруг открылись, и в них показались две пушки, которые сразу же открыли огонь прямой наводкой по нападавшим. В это же время из форта выбежали несколько десятков индейцев и стали из ружей в упор расстреливать поднимавшихся на гору врагов.

Сразу же были убиты несколько промышленных и алеутов и столько же ранены. Первыми дрогнули алеуты, которые вдруг повернули и бросились вниз, наутек. Многие побросали свое оружие, промчались мимо пушек, оставленных ими без защиты, и ринулись к берегу, к лодкам.

— Куда, сукины дети… назад! — не своим голосом закричал Баранов, но в это время пуля ударила ему в руку и пробила ее навылет. Он схватился за нее, чтобы остановить кровь.

Промышленные увидев, что Баранов ранен, заколебались и стали отходить назад.

— Назад, Александр Андреевич! — закричал ему Кусков. — Назад! Люди отходят. Отходите, а то попадем в руки варварам!

Баранов, поддерживаемый Кусковым, пошел вниз, под гору.

Небольшая кучка матросов с «Невы» осталась лицом к лицу с десятками индейцев, открывших по ним ожесточенный огонь.

Повалишин посмотрел кругом, увидел бежавшую вниз «армию» Баранова и скомандовал:

— Отступать медленно, не прекращая огня!

Один матрос упал, убитый наповал, за ним —другой… И поднять их, чтобы забрать с собой, невозможно. Нужно было отходить. Индейцы, ободренные успехом, бросились за отступавшими. Несколько из них подбежали к убитому матросу, подняли его на копья и с торжествующими криками понесли в крепость.

Повалишина и Арбузова спас Лисянский. Он все время следил за боем с корабля и, когда увидел создавшееся положение, приказал:

— Открыть беглый огонь по неприятелю!

Несколько выстрелов картечью с «Невы» охладили пыл индейцев, и они поспешно скрылись за стенами крепости, захлопнув ворота.

Отступившие матросы оттянули пушки к берегу, погрузились со своей артиллерией на гребные лодки и к вечеру вернулись на «Неву».

Баранов же собрал своих людей на кекуре, где он яростно обрушился на смущенного алеутского вождя, тоена Нанкока, за трусость его людей и его самого.

— Если бы не ты и не твои сородичи, то крепость была бы непременно взята.

Нанкок только смущенно переминался с ноги на ногу.

— Шкуры надо с вас всех содрать! — кипятился Баранов. — Что теперь будем делать? Людей потеряли… сколько нас побили да поранили. Видишь, и мне руку прострелили.

Нанкок смотрел себе под ноги и ничего не говорил. Баранов в сердцах плюнул на землю и отошел от него.

— Посмотрим завтра утром, что капитан Лисянский решит, — сказал он Кускову, шедшему за ним. — Стыд и срам… осрамили нас алеуты, стыдно перед господином капитаном!

5

Утром Баранов поехал на корабль к Лисянскому. Тот принял его почтительно и любезно, ни словом не намекнув на то, что атака не удалась из-за паники алеутов. Он только заметил: