Прошло несколько недель с того дня в августе 1805 года, когда «Мария Магдалина» вошла в порт Новоархангельск и привезла туда высокую особу из Петербурга. Все больше и больше Резанов проникался уважением к правителю Баранову и старался всемерно и силою своего авторитета улучшить отношение к нему со стороны монахов и морских офицеров. Членов духовной миссии он вроде бы пристыдил, и больше от них не слышно было ни жалоб, ни упреков. Да и сам Баранов стал более религиозным, чаще стал поминать имя Господа и уповать на Божью помощь. Он больше не пропускал ни одного богослужения и всегда молился с особенным рвением, столь необычным для него в прошлом.
С интересом изучал Резанов и расположение крепости и все меры, которые принимались для ее обороны. Через некоторое время после приезда он писал директорам компании:
«Место для крепости избрано на высоком камне, или кекуре, вышедшем в губу полуостровом. В левую сторону в полугоре на таком же к кекуру примыкающем полуострове построены огромные казармы с двумя башенками. Всио здание почти из мачтового леса… в бок против крепости преогромный сарай — а между им и крепостью пристань»…
Видел Резанов также, что люди все еще ютились по палаткам и хибаркам, ибо казарм для всех не хватало. Когда было свободное время, подносили лес и строили новые здания, а тут еще и зимнее время подошло, надо было торопиться перебираться в постоянные жилища… Главное, что поражало Резанова, это то, что сам правитель меньше всего заботился о своих удобствах и комфорте… его дом был не лучше избы любого из промышленных. Так описывал он проблему жилья:
«Но со всем тем люди в начале октября только вышли из палаток и поместились под кровли… Живем мы все очень тесно, но всех хуже живет наш приобретатель мест сих, в какой-то дощатой юрте, наполненной сыростью до того, что всякой день плесень обтирают и при здешних сильных дожжях со всех сторон как решето текущей. Чудной человек! Он заботится только о спокойном помещении других, но об себе самом беспечен до того, что однажды нашел кровать его в воде плавающую и спросил, не оторвало ли где ветром боковую из храмины его доску? — Нет, спокойно отвечал он, видно натекло ко мне с площади и продолжал свои распоряжения»…
Чем больше присматривался Резанов к Баранову, тем больше он проникался к нему уважением и не раз, когда представлялся случай, писал директорам компании о нем. Так и теперь, в холодный, дождливый ноябрьский вечер, сидя в своей хибарке, писал Резанов правлению:
«Г. Баранов есть весьма оригинальное и при том счастливое произведение природы. Имя его громко по всему западному берегу до самой Калифорнии. Бостонцы почитают его и уважают, а американские народы, боясь его, из самых дальних мест предлагают ему свою дружбу… Признаюсь вам, что я с особливым вниманием штудирую сего человека… неприятно однакож будет услышать вам, что в теперешнем положении компании сей не только для нее, но и для пользы государственной нужной человек решился оставить край сей. Назначенный им в преемники г. Кусков, человек весьма достойной и доброй нравственности. Я отличил его золотой медалью, которую принял он со слезами благодарности, но так же решительно отозвался, что оставаться не намерен»…
Резанов отмечает также и те меры предосторожности, которые приняты по приказу Баранова по охране крепости от возможного нападения индейцев. Слишком еще ярко и свежо в памяти вероломное нападение индейцев на форт Святого Михаила. Все замеченное им, Резанов, по мере возможности сообщает в Петербург: «Произведенное уже единожды американцами зверство научило всех крайней осторожности. Пушки наши всегда заряжены, везде не только часовые с заряженными ружьями, но и в комнатах у каждого из нас оружие составляет лучшую мебель. Всякую ночь по пробитии зори сигналы продолжаются до самого утра, ходят дозоры по всем постам»…
3
Навел порядок Резанов и среди моряков. Как-то, вскоре после приезда Резанова, явился к нему с визитом лейтенант Сукин, командовавший компанейским судном «Елисавета». Резанов в изумлении уставился на этого типа в каком-то невероятном костюме. На Сукине был сюртук и он был в шинели. Произошла сцена, похожая на ту, которая случилась в Петропавловске с Машиным.
Резанов поднял брови и, недоумевая, спросил «типа», как он описал его позже:
— Кто вы такой?
Тот довольно расторопно отрекомендовался:
— Императорского Российского флота лейтенант Сукин, командир судна «Елисавета»…
Резанов в негодовании перебил его и отчеканил:
— А я Императорского Российского двора действительный камергер Резанов, командир всей Русской Америки… Разрешите вас спросить, по какому праву явились вы ко мне одетым не по форме, полагающейся морскому офицеру Императорского Российского флота. Потрудитесь оставить меня и вернуться на свой корабль…
Смущенный Сукин щелкнул каблуками и виновато вышел. Не прошло и часа, как он вернулся, одетый в полную парадную форму. Резанов принял его и сурово сказал:
— Вижу, что вы явились ко мне теперь, как подобает — в мундире. Чем могу быть обязан вашему посещению?