Колумбы российских древностей

В 1814 г. Евгений Болховитинов писал В. Г. Анастасевичу о том, что в России будто бы трудно подобрать людей, которые бы с большой отдачей могли заняться историческими работами: «Вы думаете, что можно было бы такими делами заняться духовным или семинарским учителям. А я думаю, что ни тем, ни другим неудобно. Архиереи все обременены приказными делами по нынешней всеобщей охоте к оным. Священники заняты приходами и доставлением в них пропитания своему семейству. Учителя — уроками и чтением ученических задач, коих оному приходится в неделю прочитать до 300. Монахов, пристальных к досужему учению, мы еще не имеем, а как скоро кто покажется к сему способным, то его тотчас производят в чины и приставляют ко многим должностным делам. Кто же рыться будет в архивах?..» [39]Насколько изменила Болховитинову его обычная наблюдательность, свидетельствует анализ социального состава Румянцевского кружка. С учетом длительности и характера связей Румянцева с современниками, выразившегося в материальном обеспечении с его стороны их научных предприятий, ядро этого объединения приблизительно выглядит следующим образом (не считая зарубежных сотрудников Румянцева и лиц, выполнявших его отдельные поручения, число которых составляет свыше двухсот). Из 55 человек, которых можно признать членами кружка, 26 были чиновниками; 7 — профессорами и преподавателями университетов, гимназий, училищ; 6 — представителями мелкого и среднего духовенства; 4 — членами и адъюнктами Академии наук и 12 состояли непосредственно на службе у Румянцева. Лишь нескольких из них можно назвать профессиональными учеными (представители московского центра кружка, работавшие в Московском архиве Коллегии иностранных дел, профессора и преподаватели «российской истории и словесности»). Для подавляющей части членов кружка научные изыскания были личным делом, поощряемым Румянцевым.

Кружок составили ученые разных поколений. Бантыш-Каменский, Крузенштерн, Малиновский, Круг, Анастасевич, Аделунг, Френ начинали свой научный путь еще в XVIII в., были современниками и даже, как Бантыш-Каменский и Малиновский, участниками предприятий Новикова. Калайдович, Строев, Снегирев, Погодин, Кеппен, Шегрен, Попов, Востоков, Григорович представляли молодое, только начинающее свой творческий путь поколение исследователей, для которых выдающаяся деятельность Новикова становилась уже предметом изучения и примером, достойным подражания.

Почти с самого начала возникновения кружок представлял многонациональное объединение ученых: русских, поляков, сербов, литовцев, немцев, французов. В решении многих научных проблем он выходил за национальные границы, установив тесные связи с исследователями, жившими вне России, которые выступали не только консультантами изысканий, но и инициаторами и участниками многих начинаний. В Европе, уставшей от войн, раздираемой противоречиями, наука знакомила и сближала ученых. Постепенно в сферу замыслов кружка оказались вовлеченными западноевропейские исследователи: К. Б. Гаазе, Вивиен де Сен-Мартен, И. Хаммер-Пургшталь, И. Г. — Л. Козегартен, выдающийся исследователь сербского языка и фольклора В. С. Караджич, и другие.

И в центре деятельности всей этой группы людей находился Румянцев. Поставив перед собой задачу прежде всего организационного решения научных проблем, он с самого начала представлял их осуществление на коллективной основе. «Давно питаю мысль важную, — писал однажды он Евгению Болховитинову, — которая приготовила бы для будущего точного сочинения российской истории все нужные элементы. Я желал бы составить общество писцов, из коих один занимался бы извлечением из летописей всех без изменения упоминаемых лиц; другой — всех географических упоминаний областей, городов, сел, рек, озер, городищ, дабы можно было из сих двух статей составить два лексикона; третий вписывал бы в свою тетрадь единственно все обстоятельства, касающиеся до порабощения нашего татарами, с упоминанием всех татарских лиц без изъятия; четвертый вносил бы в свою тетрадь выписку всех статистических статей, т. е. известий о налогах, о доходах, о монетах, о разных ценах хлеба и иных припасов» [40]. Образцом такой организации научно-исторических исследований он считал для себя Варшавское общество любителей наук, многие из членов которого поддерживали с ним связи.