Колумбы росские

Первой жертвой ее пал неутомимый рассказчик-сновидец Никита Шумагин. Он умер на второй день стоянки у восточных островов Алеутской гряды, найденных тридцатого августа. Беринг, увековечив имя матроса, назвал острова Шумагинскими. Распухшее от цынги тело сновидца было отвезено на пустынный берег и погребено в тальниковой чаще.

Острова казались необитаемыми. Заросшие древовидным тальником и высокой пахучей травой, населенные непуганными еврашками[99], лисицами и бобрами, окаймленные траурно мрачными горами, расстилались пустынные луга и долины.

Ночью вахтенные заметили дым костра, а поутру к пакетботу пригребли на кожаных байдарах диковинные люди в одеждах из китовых кишек и в остроугольных, размалеванных яркими красками, шляпах из древесной коры.

Приняв моряков за посланцев неба, алеуты заклинали их о милости.

Адъюнкт, радуясь неожиданной встрече, записал в дневник свои впечатления о жителях Шумагинского архипелага:

«…Они среднего роста. Шея коротка, плечи широкия. Волосы длинныя, нос и лицо приплющены, глаза как уголь, бороды нет; в том сходны они с обитателями Камчатки и другими туземцами Восточной Сибири.

Ежели судить и по одеянию их, то американцы сии произошли родом вероятно из Азии. На лицах всякия украшения. У одного воткнута в носу палочка из сланца; у другого вдета кость под нижнею губою; у третьего такая ж кость во лбу; у четвертаго имеются кости в крыльях носа. Один из них, не выказывая никакого страха, приблизился к боту, вытащил из пазухи какой-то глины цветом железа, помазал ею щеки, воткнул в ноздри траву, взял в руки палку, прикрепил к оной два соколиных крыла и с громким смехом, но без подлинной веселости, что за обряд может быть принято, бросил палку в море пред нашим кораблем. Мы привязали к дощечке две китайских трубки, немного корольков[100] и бросили ему; он взял подарки и взамен их подал нашему толмачу цельную шкурку сокола. Мы опять одарили его малым зеркалом и куском шелку. После того американцы стали гресть к берегу и махали нам, зазывая к себе…»

^{_{Алеут с Шумагинских островов в байдарке (1741 г.). В руках у алеута жезл (калюмет), к которому прикреплена шкурка птицы.}}

Представлялся удобный случай остаться на зимовку, сохранить жизнь двадцати шести больным цынгой участникам экспедиции и, в исполнение инструкции Адмиралтейств-Коллегии, установить торговые отношения с населением архипелага.

Одержимый мечтой о земле Гамы Беринг не согласился зимовать.

— Проведывать здешнее место — попусту дни терять, — возразил он офицерам и Стеллеру, когда те сослались на инструкцию. — В соколиных крылах выгоды нам не вижу.

Спутники упорствовали.

Капитан-командор неохотно уступил им.

— Взяв ялбот и людей, поезжайте, господин лейтенант, — разрешил он Вакселю. — Расспросите, что за люди и, не мешкая, назад плывите. Путь в Камчатку далек, время позднее.

Ваксель и вахтенные матросы съехали на берег.

Алеуты встретили их с почестями, повели под руки в свой стан, угостили китовым жиром и ни за что не хотели отпустить гостей, когда те надумали вернуться к себе.

Не зная, как отвязаться от назойливо-радушных хозяев, лейтенант кинул слова команды гребцам, караулившим ялбот.

Матросы, выручая товарищей, дали вверх залп из мушкетов.

Потрясенные неслыханным треском алеуты грохнулись наземь, а моряки что было сил погребли к пакетботу.

В дождливую штормовую погоду «Святый апостол Петр» покинул бухту и продолжал путь на юго-запад по беспредельному океану, в туманной слякоти, под унылым, вечно затянутым тучами, небом чужих широт.

Шумагинские острова слились с горизонтом.

Дальнейшее принесло несчастье и беды.

Два месяца цынготный корабль носило по воле осенних непогод. Старый штурман Андриян Петрович признался, что за полвека скитаний по морям никогда не испытывал подобных бурь. Люди ополоумели от неистовой качки. Рулевые шли к штурвалу с помощью двух матросов и, сменяясь с вахты, замертво падали на палубу. Двенадцать человек скончались в тяжких мучениях и были выброшены за борт; тридцать четыре моряка потеряли надежду выздороветь. Были на исходе запасы вина, тухлой известковой воды и подгорелых прогорклых сухарей. Ваксель лаконично отметил в шканечном журнале: «… видя крайнее бессилие, пришли в немалый страх: людей, кой могут ходить, токмо восемь человек, а наверх три человека; а прочие все больны; а воды осталось шесть бочек; а провианта, кроме несколько муки да масла, ничего нет».

Офицеры вновь пришлись упрашивать командующего возвратиться в Америку. Прикованный цынгой к липкой от сырости койке, Беринг был непреклонен: по счислению пакетбот достиг параллели сорок восьмого градуса. Убежденный в близости земли Гамы, капитан-командор запретил менять курс корабля, а на случай счастливого исхода предложил иное: православным — сделать вклад на церковь в Гавани Петра и Павла, лютеранам — на кирху в далеком Виборге.