Колумбы росские

Уносимый дрейфом в неизвестность, корабль блуждал по океану. Проливные дожди насквозь промочили палубу и надстройки; волны гуляли в каютах; гнили и лопались просмоленные струны вант, рвались паруса. Туманная мгла не позволила определять широту; когда же над седым хаосом засияло холодное ноябрьское солнце, пакетбот дрейфовая в сотнях миль к северу от параллели земли Гамы. Фортуна по-прежнему отвергла Беринга.

Наконец, на шестидесятые сутки плавания от Шумагинских островов, над толчеей брызг и пены возникли бурые безжизненные скалы.

Вахтенные, ликуя, разнесли весть по корабельным закоулкам. Отовсюду на палубу выползали умирающие от жажды люди и протягивали сведенные цынгой пальцы к неведомой суше. Стеллер и экспедиционный лекарь вывели шатающегося от слабости капитан-командора. Трясущимися руками он приставил к глазу трубу-трость. Иеромонах, отрывая его от наблюдений, передал предсмертную просьбу трубача и гренадера — зарыть их тела в землю. Капитан-командор обещал. Матросы, чтобы не омрачать общего веселья, перенесли трупы в трюм и прикатили на шканцы припрятанный до пори до времени последний боченок с вином из камчатских трав. Вкруговую обошла служителей заздравная чаша; уныние сменилось шумными изъявлениями радости и надеждами на заслуженный отдых.

Боцманмат Иванов, прозванный Змеем Горынычем за лютость к матросам, охмелев, тянул простуженным басом:

— Возблагодарим, братцы, господа бога всевышнего за великую милость к нам. Сие, по разумению моему, подлинно есть Камчатка.

Полуденная обсервация подтвердила догадку боцманмата. По счислению до Авачинского залива было всего сорок миль.

— Тысячи мореплавателей не смогли бы с такою точностью определить достижение своей цели! — гордо изрек Ваксель.

Капитан-командор не разделял его уверенности.

— Суша видимая вовсе не схожа с камчатскою, — тихо ответил он лейтенанту и, опечаленный, спустился в каюту.

Служители проводили его нарастающим ропотом: им не терпелось ступить на землю.

Ваксель, переговорив с корабельным мастером Хитровым и другими офицерами, обратился к морякам с краткой речью:

— Хотите ль вы погибнуть в пучине, как те умершия наши товарищи, или для спасения себя согласны итти к увиденному берегу? Пусть всякий подпишет, как умеет, прошение, которое вручим в собственныя руки господину командующему, прося позволения высадиться на оной суше, признанной по счислению Камчаткою.

Моряки безоговорочно подписались, и лейтенант во главе делегации из унтер-офицеров направился к Берингу.

Разгорелся спор. Штурман Андриян Петрович сослался на трудность обсервации после долгого дрейфа и потому не исключал вероятность ошибки в определении места корабля. Стеллер высказал мнение, что перед пакетботом какой-либо неизвестный доселе остров. Ваксель, вспылив, оборвал адъюнкта и категорически заявил, что возле Восточной Камчатки нет островов. Беринг заколебался. Тогда унтер-офицеры повалились к его ногам, слезно моля не губить людей напрасными мучениями в море-океане. И капитан-командор, но устояв перед мольбами, вытянул смертный жребий.

Было решено стать на якорь за ближним мысом.

На закате, лавируя при помощи изодранных парусов, корабль почти вплотную подплыл к скалистому берегу. У взморья виднелась серо-желтая полоска отмели. Ослабевающая зыбь лениво покачивала избитый бурями пакетбот. Впервые за два месяца участники экспедиции ощутили себя в безопасности.

А в полночь, едва над паутиной разорванных снастей всплыла багровая луна, из океана ринулись фаланги валов. Якорный канат лопнул, не выдержав их напора. Подхваченный ими, ударяясь днищем о грунт, пакетбот мчался на прибрежные рифы, где сверкала кроваво-серебристая пена бурунов и таинственно темнели голые скалы. Суеверные служители, приписав беду мертвецам, выволокли из трюма трупы гренадера и трубача и, пользуясь сумятицей, столкнули за борт.

Исполинская волна взметнула корабль на гребень и, пронеся над каменной грядой, швырнула в лагуну у отмели. «Святый апостол Петр» очутился в безвыходной ловушке. Рифы преградили ему обратный путь в океан.

Смерть подвела итог исканиям Беринга. Четырнадцать служителей нашли могилу в бездонной пучине, шестнадцать, в их числе друг и спутник по дальним вояжам — Андриян Петрович Эзельберг, были погребены на отмели, а сам капитан-командор превратился с гниющее от цынги существо, беспомощное и перед воришкой-песцом.

…Зверек давно разгуливал по землянке и, фыркая, тыкал влажный нос в квадранты и книги, носильные вещи и покрытые плесенью ржавчины пистолеты, разбросанные под киотом с неугасимой лампадой.

Горячее дыхание обволокло беззащитного человека. Беринг громко застонал.

Песец отскочил и закружился по яме.

Тотчас вбежал вахтенный матрос и, загнав песца в угол, ловко ухватил его за горло. Зверек отчаянно засучил лапами, хрипло тявкнул и подавился лаем. Пушистый хвост, извиваясь, замелькал из стороны в сторону. Пальцы матроса злобно сжимали раздувшееся от предсмертного напряжения горло зверька. Песец высунул розовый, в пене, язык, задрожал всем телом, и затих.