— Я просто задумалась, — она выдавила из себя приветливую улыбку. — Привет. Гуляешь?
— Да нет, мимо шел, гляжу, ты сидишь, мечтаешь о чем-то, — ответил он и непринужденно устроился рядом. Сегодня он был одет куда менее формально: потрепанные джинсы, футболка, кеды. Волнистые волосы свободно обрамляли лицо, делая его заметно моложе. Сколько же ему на самом деле лет?
— Почему ты одна? — поинтересовался он. — Где подружки, парень? Сегодня вроде как выходной.
Яна неопределенно пожала плечами.
— Подруг у меня мало, да и с теми редко общаемся: интересы разные, свои заботы, своя жизнь. А парень… Постоянного парня нет, в общем.
— Почему? — Алекс, кажется, не собирался проявлять чудеса тактичности.
— Скажем так, негативного опыта хватило, — буркнула она. — Сам-то почему без подруги? Таких, как ты, обычно очень быстро окольцовывают.
— Не злись, — он рассмеялся, отчего у Яны по коже снова побежали мурашки: на этот раз — от удовольствия. Ей определенно нравилась компания Алекса, хотя обычно ей требовалось гораздо больше времени, чтобы начать испытывать к человеку симпатию.
— Знаешь, за все эти годы я просто так и не встретил ту, что сумела бы меня увлечь надолго и всерьез, — помолчав, продолжил он. В его голосе проскользнуло что-то вроде сожаления.
— За все эти годы? — весело переспросила девушка. — Тебе сколько лет — девяносто?
Он посмотрел на нее как-то странно.
— Ну… я, конечно, совсем молод… но опыта у меня, пожалуй, хватит и на девяностолетнего. Мороженого хочешь? — резко сменил он тему.
— Хочу, — решительно ответила Яна.
Через пять минут, купив рожок шоколадного мороженого — для нее и бутылку минеральной воды — для него, они уже спускались по широкой тропе к воде: с северной стороны парк примыкал к небольшому озерцу, непригодному для купания, но очень живописному. Пятачок воды с обрывистым травяным берегом был отгорожен от окружающего мира зарослями камышей и деревьями; на ее поверхности отражалось уже потемневшее небо с лунным диском и россыпью звезд. Издали приглушенно доносилась музыка и шум парка, голоса людей. Яна вдруг поняла, что больше не слышит звучания флейты — должно быть, музыкант ушел играть в другую часть парка. Или домой.
Они устроились прямо на травяном спуске к воде, спугнув пару лягушек. Яна уже успела рассказать Алексу, что собиралась, вообще-то, вовсе не на прогулку в парк, а в магазин за продуктами, и это его почему-то очень заинтересовало.
— Ну, зато, благодаря этому стечению обстоятельств, мы снова встретились, — заметил он с улыбкой.
— Чтобы снова встретиться, люди обычно обмениваются телефонами, — ответила она и поспешно добавила: — Нет, не подумай, я без намеков…
— Я понял. Тебя дома-то не хватятся?
— Во-первых, некому — я давно не живу с родителями; а во-вторых, мне уже двадцать три: в таком возрасте люди как бы считаются взрослыми.
— Не "уже", а "всего", — возразил он.
— Я — девушка, так что в моем случае это именно "уже", — вздохнула она. — Давай не будем обо мне, ладно? Лучше расскажи, почему ты решил преподавать, да еще и культурологию.
Алекс вопросительно приподнял бровь.
— А что, по-твоему, культурология — наука, не заслуживающая внимания?
Яна засмеялась.
— Ну, на западе ее, кажется, в отдельную науку вообще не выделяют…
— Да, там ее называют культурной антропологией, — кивнул Алекс. — Ну… мне в культурологии нравится то, что она совмещает в себе черты других наук — философии, истории… религии. Это интересно.
— Слишком уж намешано, по-моему. Все это лучше изучать по отдельности. Вот только для этого нужна чертова прорва времени.
— Ну, у кого-то есть эта чертова прорва времени, — тихо ответил он.
Про себя он подумал о том, что историю, религию и культуру страны в целом гораздо проще изучать, когда на протяжении веков являешься непосредственным участником общественных событий. Когда перед твоими глазами одна эпоха сменяется другой, принося новый уклад жизни, политический строй, культурные веяния. И лишь, пожалуй, религия продолжает твердо стоять на своих позициях, — изменяя лишь способы самовыражения. Но Яне этого говорить, конечно, не стоило.
Он смотрел, как она лакомится мороженым — с таким удовольствием вгрызаясь в хрусткую вафлю, что он в который раз остро пожалел, что никогда не сможет ощутить вкуса человеческой пищи. Впрочем, и людям никогда не познать блаженства, которое дарит кровь; они насыщаются лишь физически, не испытывая энергетического голода, и лишь единицы наделены талантом видеть энергетическую составляющую всего сущего. Ведьмы, экстрасенсы, колдуны… Многие из таких становятся вриколакосами — добровольно. После обращения их способности обостряются. Как светлые, так и, увы, темные…