Колыбель для мага

Наверное, он забыл о ее существовании, как только покинул пещеру. И вспомнит вновь, только если потребуется помощь, а оказать эту помощь кроме нее будет некому. Девушка подумала вдруг, как, должно быть, ранило Димира то обстоятельства, что ему, признанному магу, помогла какая-то девчонка-знахарка, которой к тому же совершенно незаслуженно достался могучий талисман.

Почему маг не забрал у нее талисман? Наверное, только потому, что не смог этого сделать. Видимо, Соль Мира может взять только тот, кому он по праву принадлежит. Ведь Димир, прикоснувшись к талисману, вскрикнул от боли.

Аннеке вздохнула. Помимо ее воли молодой красавец маг все время стоял у нее перед глазами. Девушке все казалось, что он рядом. Она даже чуть не попросила родных поставить на стол тарелку и для него.

От качания люльки у Аннеке закружилась голова, все вокруг затуманилось, а родные, собирающиеся спать, казалось, исполняют какой-то сложный магический танец в этом мерцающем тумане, их фигуры двоятся, каждая живет своей жизнью, из тумана выдвигается, делается все явственнее Димир, улыбается ей, его фигура и лицо тоже двоятся, и она видит, что второй — Файдиас, он ей тоже улыбается, приветственно машет рукой… подходит, обнимает ее, на нем черно-алая… Голос матери сказал:

— Аннеке, ты засыпаешь, ложись, я постелила тебе рядом с собой.

Сон развеялся.

Аннеке лишь удивилась, с чего бы это ей приснился Файдиас, о котором она долгое время даже не вспоминала. Дети спали, закачанные ею до дурноты. Она сняла юбку и шаль и перебралась на лежанку. Мать, повозившись возле печи и сундука, покряхтев и помолившись Великой Матери перед домашним алтарем, легла с краю, отодвинув дочь к стене. Аннеке вдруг вспомнила, как маленькой девочкой так же лежала с матерью, возле стенки, водя пальчиком по лоскутному коврику на стене, то закрывая глаза, то вновь открывая. Нежная детская кожа улавливала переходы между цветами лоскутков.

Коврик заметно обветшал и выцвел, но все еще висел на старом месте. Аннеке даже нашла болтающуюся ниточку, которую сама же вытащила из полотна много лет назад. Ее охватило теплое щемящее чувство радости и любви, и она задремала.

Однако долго поспать не удалось. Аннеке проснулась оттого, что мать, разметавшись во сне, прижала ее к стене и придавила руку Рука затекла. Так же затекла и шея от неудобной жесткой подушки, больше похожей на полено. Если бы подушку можно было взбить, она стала бы удобнее, но это значило разбудить мать. Аннеке успела отвыкнуть делить с кем-то ложе. А мамина постель была к тому же очень узкой, даже на одного человека. Грубая домотканая простыня нещадно кололась, матрас, набитый соломой, умялся, перекосился и давил бока. Было очень жарко и душно, неприятно пахло луком, чесноком, потом и грязными пеленками. Со всех лавок несся разноголосый храп и сонное бормотанье.

Заплакал ребенок, и спавшая рядом с люлькой сестра, не вставая и толком не проснувшись, протянула руку, начала качать люльку и шушукать. К храпу и детскому плачу добавился скрип люльки. Аннеке попыталась, поворочавшись, устроиться поудобнее, но невольно толкнула мать. Та сквозь сон сердито заворчала. Девушка поняла, что здесь, в доме, она больше уже не уснет, тихонько встала, оделась и вышла из дома. Постояла, всей грудью вдыхая свежий ночной воздух с запахами лавров, апельсиновых цветов и роз, оплетших все стены дома. Вовсю звенели цикады.

Когда ночная прохлада вызвала легкий озноб, Аннеке зашла в хлев, взобралась по скрипучей ненадежной лестнице на сеновал, где оставалось еще довольно много прошлогоднего сена. И аромат сена за зиму не выдохся. Внизу дышала и переступала скотина, пахло навозом, но эти звуки и запахи почему-то не тревожили знахарку так, как звуки и запахи дома, который она должна была называть родным, и она скоро заснула без сновидений.

Проснулась Аннеке от крика петуха, чириканья воробьев под соломенной крышей хлева, басовитого мычания коровы. Внизу заскрипела дверь, послышались шаги, бренчанье. Сестра пришла доить корову. Аннеке услышала, как струйки молока звонко ударили о дно пустого пока ведерка, и спустилась вниз. Не годится так долго спать. Она не дома.

Не дома? Знахарка поняла, что она совершенно отвыкла от людей и обычных отношений. Вот и сейчас она пожелала сестре доброго утра, и стояла, не зная, о чем говорить. К счастью, сестра охотно ответила на приветствие и сама отправила Аннеке принести воды из реки. Потом Аннеке помогала кормить и умывать младших, мыть посуду, полоть сорняки в огороде, полоскать белье, и еще много чего. Работы в большой семье было невпроворот. Вся родня смотрела на нее настороженно, жена брата — так просто с ужасом. Спокойно и по-доброму с ней разговаривала только мать, да и то во время работы не больно разговоришься, а мысли матери крутились лишь вокруг обыденных дел и сплетен.