Колыбель для мага

Иногда ей думалось, действительно ли она создана для чего-то большого и значительного, и не предпочтительнее ли для нее было стать хозяйкой деревенского дома, женой и матерью, а данную ей магическую силу использовать для защиты семьи от несчастий и лечения детей, домочадцев и домашней скотины. Где ее ждут великие свершения? Она не знала. И ее не тянуло во дворцы к королям, как Димира. Она предпочитала тихо жить в уединении. И если бы не слова знахарки Птичье Перо, она была бы счастлива, так удачно выпутавшись из противостояния с настоящим магом и так удобно устроив свою жизнь.

Тоску по Димиру, время от времени охватывающую ее по вечерам, она решительно гнала от себя как угрозу своему покою и удобствам. Аннеке чувствовала, что эта привязанность может разрушить ее мир за одну минуту. Если же Димир начинал сниться ей каждую ночь, а днем казалось, что он здесь, рядом с ней, она доставала из ладанки на груди Соль Мира и смотрела на нее долго-долго.

Аннеке в любую минуту могла взять магический шар и попытаться выяснить, чем занимается Димир и думает ли о ней. И что он о ней думает. Но этого как раз не хотелось. Всеми силами Аннеке оберегала достигнутое ею такое хрупкое состояние покоя.

Созерцание Соли Мира давало освобождение от всяких чувств и мыслей, в том числе и тревожащих. В эти минуты она чувствовала себя частью безмолвного мира: неба, скал, могучих вековых деревьев, спокойных озер. То, что надо. А Димир может, если ему так того хочется, вволю таскать каштаны из огня для графа Кэрила в обмен на сомнительное удовольствие называться придворным магом и наставником принца. Добром для Димира это не кончится, Аннеке чувствовала. Но это предчувствие она тоже от себя гнала.

Больше от скуки, чем по делу, Аннеке решила еще разик навестить Птичье Перо. Когда она уже подходила к жилищу знахарки, немного утратив внимание от усталости (путь все же был неблизкий), раздался громкий лай, и огромная серая собака, налетев, с размаху толкнула ее в грудь передними лапами. Конечно, Аннеке на ногах не удержалась и плюхнулась в кучу прошлогодней опалой листвы.

Собака придавила ее к земле и не давала встать, оглушительно лая ей прямо в лицо. Аннеке от неожиданного испуга не могла ни договориться со зверем, ни даже просто позвать на помощь, но пес вдруг подпрыгнул и принялся радостно вылизывать ее мокрым розовым языком.

Отталкивая оказавшегося таким дружелюбным пса, Аннеке попыталась встать, но пес, видимо, думая, что с ним играют, вставать не давал, заливисто тявкал, вилял хвостом и слегка прихватывал Аннеке зубами за руки и голову. Кое-как поднявшись, девушка посмотрела на пса внимательнее и поняла, что перед ней не взрослая собака, а щенок, хоть и достающий в холке ей до груди, с большой головой, висящими ушами и толстыми неуклюжими лапами. Морда у него выглядела потешной и доброй.

Щенок радостно прыгал, гавкал, припадал на передние лапы и все норовил покатать Аннеке по земле: похоже, такая игра нравилась ему больше всего. И быть бы Аннеке мокрой и грязной от земли и щенячьей слюны, но со стороны землянки на шум бегом прибежала Птичье Перо с заранее припасенным большим прутом в руке. Она с криком набросилась на шалуна:

— Это что еще такое? Я тебе что велела делать?! Вот я тебе задам сейчас! На чепь посажу! Вот я тебя!..

Щен жалобно завизжал, прижался к земле и пополз к ее ногам. Птичье Перо замахнулась прутом, но нарушитель порядка резво отпрыгнул в сторону и, странно перекувыркнувшись через голову, рассыпался искрами, а искры собрались в здоровенного парня лет восемнадцати, с широким добродушным лицом и маленькими серыми глазками. Парень плаксиво кривил лицо и с опаской прикрывал голову руками. Птичье Перо, не останавливаясь, стеганула парня по широченной мускулистой спине. Он жалобно завыл, искривив еще больше свой большой мокрый рот:

— Маманя, дык чаво… Дык я…

— Я тебе чего делать велела? — бушевала Птичье Перо. — На чепу привяжу!.. Я тебя… — и все махала прутом.

Парень подвывал и, довольно ловко уворачиваясь от ударов, чуть ли не ползал у ног разгневанной знахарки.

— Я тебе чего велела?

— Дык… забыл, вот!

— Бревно сюды волоки, дурень здоровенный! Помнишь, какое? Забыл, поди…

— Да вспомнил, вспомнил, счас вот…

— Бегом! А ну!..

Парень на карачках отбежал от нее, поднялся и скоро потрусил в глубину леса, опасливо оглядываясь. Птичье Перо погрозила ему вслед прутом, нагнулась и оперлась ладонями на колени, переводя дыхание. Отдышавшись и не забыв прут, пригласила потрясенную Аннеке в землянку, где помогла привести в порядок запачканное платье и напоила дивно душистым травяным чаем с орехами. Разговаривали ни о чем, невпопад смеялись. Когда же Аннеке собралась уходить, Птичье Перо смущенно сказала:

— Вот так и живем. В деревне сыночку лучше, спокойнее. В городе жизнь трудная, непонятная, да и обидеть могут. А здесь хорошо, лес, ему интересно, да и глаз посторонних меньше.

Аннеке робко спросила:

— А зачем вы его превращаете?