Колыбель Героев (СИ)

— Я конечно не пробовала, но сдается мне, что разбиваться о скалы — это больно, — продолжала разглагольствовать я. В стекло яростно бился дождь — прорубленные в скале окна жилого сектора, выходившие на залив Киони, Купол не защищал. — Кого-нибудь скрутило от боли в предполагаемый момент гибели Марчиса? Меня вот нет. И даже сердце не екнуло, представляете?

Эш укоризненно посмотрел на меня, Натэя презрительно сжала губы. Моего черного юмора они никогда не понимали.

— Я так полагаю, ответ был нет. Отлично.

— Но Одэлл видел, как Марчис прыгнул, — решила не сдаваться магичка.

— Тебе, похоже, все-таки очень хочется использовать эту оранжевую тряпку с траурной каймой по назначению, — фыркнула я. Ну уж нет, я костьми лягу, но не дам этой упертой ведьме провести ритуал прощания с якобы погибшим магом.

— А тебе лишь бы поиздеваться, Алата.

— Ну должны же у меня быть хоть какие-то радости в жизни.

Эш вскочил, вставая посередине комнаты как раз между нашими с магичкой кроватями.

— Леди, хватит! Сколько можно вести себя, как девчонки! У нас только что погиб друг, а вы…

— Эш, ты тупой, — с наигранной грустью вздохнула я. — Ты только что сам убедился в том, что это не так, но продолжаешь талдычить одно и то же. Я тоже могу воздеть руки к потолку и возопить: «Сколько можно!» Сколько можно думать всем чем угодно, кроме головы?

Эш резко обернулся ко мне, и даже в неверном свете зажженной на подоконнике свечи я увидела в его глазах слезы. Эштерил, отважный воин, который привык переть напролом и геройствовать где надо и где не надо, никогда не унывающий Эш, чьих слез я не видела лет десять, если не больше… Он плакал, не прячась от соратниц по кварте. И вот тут мне стало больно, как будто кто-то швырнул меня с высоты на острые скалы. Я знала, что это не моя боль, но легче от этого не становилось. Эштерил сбросил все щиты и барьеры, давая волю потоку боли. И я, язвительная зараза с каменным сердцем, не сумела закрыться. Шкруть заешь эту связь! Ненавижу!

Плохо различая дорогу, я выскочила из комнаты, грохнув в стену тяжелой дверью. Коридоры жилого сектора плыли перед глазами, меня несколько раз окликнули, но я не остановилась. Ветер на восточной галерее едва не сбивал с ног — от него даже внутри Купола не было спасения. Я смотрела, как молнии полосуют ночное небо, как катятся по заливу огромные волны, разбиваясь о скалы прямо подо мной. О скалы…

Воины не плачут. Наверное, мы с Эшем плохие воины.

Глава 3

Ринхат стоял перед нелегким выбором. С одной стороны была его карьера, его жизнь в Колыбели Героев, вне которой он себя не представлял. Маг провел здесь больше двадцати лет за исключением нескольких боевых эпизодов за стенами знаменитой магнамарской крепости.

В один из таких эпизодов, последний, погибли его соратники по кварте. С той поры уже минуло десять лет, и оставшийся тогда одиноким ученик успел стать наставником для молодых. Все равно ему некуда было идти за пределами цитадели. Угрюмый Ринхат — так теперь называли некогда смешливого светловолосого парня. Печальным молчаливым призраком он бродил по коридорам и галереям крепости, ни с кем не поддерживая близких дружеских отношений. Давно оперились и выпорхнули в большой мир птенцы Колыбели — ровесники Ринхата и его погибших товарищей, а боль все не проходила. Помимо этого, на молодого мага почему-то повесили тягостную обязанность приводить в чувство осиротевшие кварты. Мол, раз сам через это прошел, сможешь утешить и других. Слава Единственной, несчастные случаи и болезни с трагическим исходом случались Колыбели очень редко. Но все-таки случались.

Как сегодня.

Сказать им правду или нет? Выбор был трудным, и на одной чаше весов была жизнь Ринхата в Колыбели, а на другой — девушка-воин, горько плачущая на пронизывающем ветру восточной галереи.

Алата нравилась магу, хотя он никогда не признался бы себе в этом. Учитель и ученица, десять лет разницы — нет, никогда! Но язвительная, дерзкая Алата все чаще напоминала ему сгинувшую в той страшной битве с йонами Ламиру. Он не успел тогда вырвать сестру по кварте из лап людей-птиц, и безумные берсерки растерзали ее. И теперь Ринхату было мучительно и сладко видеть на лице Алаты улыбку Ламиры. Те же круглые щечки, те же игривые ямочки. И темно-зеленые глаза, прищуренные так знакомо. О Единственная, кажется, он сходит с ума!

Алата выделялась среди юных девушек-воинов из других кварт. Те чаще всего и вели себя, и старались выглядеть по-мальчишески. Коротко остриженные волосы, плоские худые фигуры, совсем не дамские разговоры. На их фоне фигуристая, плотно сбитая Алата смотрелась единственной леди. Волосы она стригла не так коротко, как остальные, и из ее каштановых с рыжиной кудрей получался задорный хвостик.

Сказать ей или нет? Ринхат шел по восточной галерее, с каждым шагом приближаясь к девушке. Двадцать шагов до решающего выбора.

Десять.

Невозможная, запретная любовь, из которой все равно ничего не выйдет или положение наставника и — возможно — жизнь?

Пять.