Манштейн устало привалился на мягкий мох, отломал еловую веточку и стал помахивать перед лицом, отгоняя кровожадных комаров, для которых и жаркий летний день был не поводом отказываться от писка. Генерал даже усмехнулся, вспомнив, что творилось в болоте, в которое они попали три дня назад, хотя Федор клялся, что его не должно было быть.
– Вы правы, Эрих. Лет двадцать назад я бы и не заметил усталости. Но, как говорят русские, укатали сивку крутые горки. И хотя я помоложе вас, но пятьдесят три года чувствую, как будто все семьдесят!
Манштейн только кивнул в ответ, прикрыв глаза. За эти десять дней он открыл для себя истину множества русских поговорок и пословиц – и теперь не считал этот народ варварами. Вернее, азиатчина из них так и перла, было ведь татаро-монгольское иго, но чувствовалось и здоровое германское начало – особенно в этих народных мыслях. Все правильно – лиха беда начало, тут воистину не знаешь где найдешь, а где потеряешь. И он опять стал думать о своем нечаянном спасителе.
В тот день, когда генерал чудом сбежал с тюремного поезда, из вагона с решетками, который русские называют почему-то по фамилии бывшего премьер-министра, убитого террористом перед началом прошлой «Великой войны» – «столыпинским», его спас… немец! Да-да, русский германец, хотя такое вот словосочетание вроде бы не совсем уместно для пропагандистов доктора Геббельса в рейхе. Но все дело в том, что Федор фон Лемке – самый настоящий ливонский немец, чьи предки, охваченные религиозным экстазом, пришли крестить язычников ливов и эстов, как писали в старину – огнем и мечом. Они не служили «Братству святой Марии» – Тевтонскому ордену, так как предпочли продолжать свой славный род, а просто присягнули рижскому епископу. Служили польскому королю и шведскому, а когда при царе Петре сюда пришли русские, присягнули и российскому императору. Опять же – честно служили монархам, храбро воевали за царей.
В прошлой войне 1914—1918 годов в здешних местах друг против друга им пришлось противостоять не раз – за костром ночью они перебирали бои, в которых приходилось участвовать – Дубисса, Ковно, Вильно, Двинск и Рига – на них словно пахнуло давно подзабытой молодостью. Что скажешь – здесь Эрих получил свой первый Железный крест, а фон Лемке его русский аналог – орден Георгия на колодке и золотое наградное оружие «за храбрость». Оба стали капитанами, и впереди, как казалось, вся жизнь. Но надежды рухнули в одночасье – Россия забилась в революционных судорогах, а предательство и коварно брошенная в войну вся промышленная мощь Америки погубили ту старую и добрую Германию.
Манштейн с содроганием вспоминал те годы – ему повезло остаться в рейхсвере, хотя многие тысячи заслуженных офицеров выбрасывали с армии на улицу без нищенских пенсий. Страна была ограблена Антантой до нитки, ее разоружили, оккупировали Саар и Рур, отдали Позен и часть Померании полякам, отобрали все колонии и наложили чудовищную контрибуцию в 135 миллиардов золотых марок – по две тысячи на каждого немца, от дряхлого старика до младенца. Но сейчас он понимал, что немцы еще легко отделались тогда, потому что в России творился самый настоящий ужас.
Русские азиаты, многие миллионы варваров, принялись с небывалым остервенением резать, жечь и вешать русских европейцев, невзирая на их национальности, руководствуясь только животной ненавистью. Офицерство, то самое, которому погоны прибивали гвоздями к плечам их же вчерашние солдаты, взяло в руки оружие, чтобы утихомирить взбесившихся хамов. Большевизм – страшная и заразная болезнь, хуже чумы, страшнее холеры!
Лемке потерял всех родных – сестер изнасиловали и утопили в пруду, мать повесили на воротах усадьбы, а старого отца прибили гвоздями к стене. И так было повсеместно – нелюди словно соревновались в жестокости, сами придумывая изуверские виды казни для тех, кого считали «буржуями». Все в точности как во Франции во времена Якобинской диктатуры, которую Эрих с вниманием изучал на уроках, вот только в России процесс оказался затянут во времени и более ужасным по жертвам.
Гражданская война затянулась на три кровавых года – слишком много оказалось русских, не принявших большевизма. Лемке служил в Белой армии генерала Корнилова с первых дней, прошел с ней «Ледяной поход» по степи, замерзая от морозов. Командовал батальоном в знаменитой Дроздовской дивизии, своего рода «гвардейской», или «цветной», как ее называли, стал подполковником. В одном из боев в северной Таврии, уже в войсках генерала Врангеля, был ранен в августе 1920 года и без сознания остался лежать на поле боя. Так бы там и прикололи штыками коммунисты, но ему невероятно повезло – бредил на родном языке, проезжавшие мимо немецкие колонисты, что поселились там еще во времена «потемкинских деревень», подобрали своего соотечественника. И выходили, хотя провел у них дома больше года, а это потребовало немало еды и лекарств.