– У нас самолетов осталось в полтора раза больше, чем у немцев, и это несмотря на потерю целой тысячи машин. – Гловацкий усмехнулся. – Радио хоть стали использовать, наведение с земли специалистами ВВС. А то кто в лес, кто по дрова! А так хоть охоту на немцев устроили, не дают летать им вольготно. Но очковтирательством продолжают заниматься, видимо, натура у наших «соколов» такая. Шибко брехливая! Я тот первый бой на всю жизнь запомнил, особенно когда отчеты прочитал…
Оба генерала рассмеялись, припомнив ту первую яркую победу в небе Псковщины, которую они видели собственными глазами. Прочитав рапорта, Гловацкий не знал, плакать ему тут или смеяться. Пример для математики во втором классе – прилетели 27 «лаптежников» и 12 «мессершмиттов». Наши славные зенитчики сбили 13 первых и 3 вторых, а героические «соколы» вогнали в землю сразу 18 Ю‐87 и 7 Ме‐109. Затем в ходе преследования уничтожили еще шесть «лаптежников» и двух «худых», а остальные ушли крепко подбитые, едва ковыляя в небе и готовые рухнуть на глазах. Так что еще пять-семь «побед» можно приписать им смело. Познакомившись с такой чудной арифметикой авиаторов, Гловацкий взбесился – как можно сбить 56 вражеских самолетов из 39 прилетевших, причем больше половины, а он это видел собственными глазами, улетело обратно вполне исправными?!
Провели расследование – на земле обнаружили останки всего десяти Ю‐87 и четырех Ме‐109. Из них пять, судя по отметинам, сбили зенитчики. Еще два падения вражеских самолетов зафиксировали за линией фронта. И это все! Завышение результатов одного боя в три с половиной раза! Победа действительно впечатляющая, но необходимо учитывать, что в том сражении участвовало с нашей стороны 42 истребителя, девять из которых тоже было немцами сбито, а еще три машины из-за повреждений списаны. Посмотрев на хмыкнувшего командующего фронтом, Гловацкий ядовито пробормотал:
– «Осетра» им надобно урезать…
Бывший командир 56‐го моторизованного корпуса генерал инфантерии Манштейн
близ реки Великой
– А немцы все идут и идут, танки и машины друг за другом длинной вереницей такой. В грязи вязнут, их вытаскивают, и все ругаются – «руссиш швайне» да «ферфлюхте» поминают постоянно. Наши «чайки» их постоянно тревожат, как появятся в небе, так все разом бегают, как тараканы кипятком ошпаренные, кричат «алярм» и «ахтунг». И после каждого налета машины горят, их сбрасывают с дороги. Парни говорят, до самых Пушкинских Гор они черной вереницей остовов лежат, от наших штурмовок! Товарищ капитан, я ведь правду говорю, сама все видела, да наши комсомольцы с разведкой туда добирались, многое рассказали…
Манштейн чуть ли не застонал на кровати, слушая рассказ этой рыжей девчонки с лицом, плотно усыпанным веснушками. Если бы не знал, что она русская, то принял бы ее за фройляйн из гитлерюгенда, настолько та была живая и эмоциональная, переходя порой на немецкий язык, которым владела весьма прилично. Ощущался неизбывный балтийский акцент, но на таком же языке говорил и ее отчим – но тот шлифовал произношение среди остзейских немцев, которых издревле много служило в русской армии.
Русецкий принял их в лесничестве, и за целые сутки, проведенные в добротном доме, беглецы преобразились. Форму сотрудника НКВД привели в порядок, выстирали, кое-где Лемке аккуратно зашил прорехи. Погладили и допотопным утюгом, таких в рейхе уже нигде не встретишь – тяжелый, ручка откидывается в сторону, как крышка, а вовнутрь засыпаются раскаленные угли. После глажки Лемке надел униформу, перепоясался ремнем – и в одно мгновение исчез беглый «зэка», как говорят русские, и вместо него появился кадровый офицер с отличной выправкой. На нем форма сидела как влитая, да по фотографии на удостоверении он весьма походил на погибшего капитана НКВД – Манштейн не понимал, почему на красных петлицах знаки различия подполковника. Банька и отличная стальная бритва из Золингема, трофей с прошлой войны, вернули генералу человеческий образ. Нашлась у хозяина и добротная одежда – такую часто носят лавочники в Прибалтике, даже часы с цепочкой. И саквояж, в котором сразу спрятали постиранный генеральский мундир с Рыцарским и Железными крестами – его еще тогда сильно удивило, почему сотрудники «гэпэу», которое сейчас совершенно не так называется, не отобрали германские награды.
С временной легализацией вопрос решился быстро и просто – хозяин сразу сказал, что до присоединения Латвии в прошлом году в лесничество часто приходили сотрудники НКВД, и падчерица, и местная милиция о том хорошо знают. Манштейн моментально насторожился от услышанных слов – как офицер Генерального штаба он прекрасно знал, что так работает разведка – политическая или военная. Правда, Русецкий сразу его успокоил, сказав, что сам доведет беглецов до Великой и переправит на тот берег.