Колыбель в клюве аиста

Я пришел в замешательство; не обнаружив в себе заряда чувств, столь нужных при подобного рода встречах, я не испытывал желания, скажем, порывисто, по-братски, как полагается после долгой-долгой разлуки, обнять.

Выручил гость. Он сдержанно улыбнулся - то ли понял мою растерянность, протянул руку, сказал просто:

- Здравствуй, Дауд.

Он назвал меня по имени - не по прозвищу - тонкость, не ускользнувшая от меня.

Потом мы обнялись, а он, передав портфель и плащ, похлопал меня по плечу:

- Извини, я буду называть тебя Даудом, без отчества, ладно?

Мне понравилось "ладно" вместо привычного "хорошо" - вдруг раскрылось глубинное в слове от "ладить... лад..." Покорила интонация, то, как естественно и мягко выговорилось слово; в детстве мы часто соглашались, но, не вдаваясь в смысл, пользовались этим словом - оно, подобно соломе, легко возгоралось, затухало быстро, не оставляя тепла.

- Ладно.

- Мы совершеннолетние, да?

- Да.

На лице его были видны веснушки - я не мог припомнить: Жунковский конопатый? Я неожиданно увидел себя и Жунковского-мальчика у дувала, в саду Райзо. Жунковский с пораненной ладони слизывал кровь... увидел, как Жунковский первым, опасливо озираясь, приблизился к дувалу, к лазу, схватился за край стены, собираясь перемахнуть, но, вскрикнув, присел. Дело в том, что стена поверху была натыкана металлическими иглами - мой друг первым попался на жестокую выдумку коварного сторожа... Он сидел, зажмурившись от боли, по лицу его - вспомнил конопушки! - текли слезы...

Выглядел я, наверное, шизиком: сигарета во рту, в руках - портфель и плащ Жунковского. К тому же я норовил вырвать из рук его еще и коробку. В таком виде мы протолкнулись в квартиру. Жена отсутствовала. Я сбегал на кухню, поставил на конфорку чайник.

- Осенью мне стукнуло сорок семь. Тебе, кажется, около того, - с такими словами я подвел гостя к трюмо.

Мы увидели в прямоугольнике зеркала двух субъектов, тощего и толстого, людей в общей сложности отмеривших добрую сотню лет. Возникло странное желание, как некогда, потрогать его за ушки-лопушки, рука потянулась вверх, но я опомнился, засмеялся.

- Железное событие, - сказал он не то по поводу пятидесятилетия, не то по поводу встречи вообще, - именно таким предполагал я увидеть тебя...

- Ты предполагал увидеть нечто закругленное и не ошибся, - сказал я, схватив-таки за лопушки, - гляди!

Переусердствовал. После столь бурных излияний эмоций Жунковский то и дело интересовался состоянием ушей, машинально поглаживая их ладонью. Потом наступила обязательная в таких случаях пауза. Я включил проигрыватель, комната заполнилась рок-ритмами, заговорщически подмигнул гостю - вот, мол, мы, закругленные, горазды на чудачества!

Позвал телефон.

Звонил Азимов. Звонок не застал врасплох - звонил Азимов часто и по мелочам. Телефонные диалоги между нами не блистали полетом мысли. Они, как капли воды, походили один на другой однообразностью. Происходило это так. В трубке вначале слышались шумы, посапывание, покашливание, после чего Азимов говорил обрывистое: "Алле... Алле?..", выждав паузу, спрашивал о делах, на что следовало неизменно мое "ничего".

- Говоришь, ничего?

- Да, ничего.

- Ничего?

- Ничего.

Значит, хорошо.

- Почему решил - хорошо? - недоумевал порою я, пытаясь понять тайну эквивалента "хорошо - ничего".

Азимов молчал, вероятно, полагал ответ очевидным без слов. Зато теперь он находил возможным завершить пролог, приступал к главному, интересовался: нет ли у меня желания посмотреть вместе футбольный матч по телевизору? Или... махнуть в загородный совхоз за арбузами? Или что-то еще в этом роде... - словом, телефонные вторжения Азимова не приводили в особый восторг!

А тут...

Услышав в трубке покашливание - своеобразные позывные Азимова, я несказанно обрадовался: звонок его совпал едва ли не с первой минутой визита Жунковского!

Ну, конечно...

- Алле... Алле?

- Да.

- Дауд?

- Слушаю, Турсун...

Далее, не утерпев, ухожу с проторенного:

- Как у вас со временем?

Пауза.

- Оглох, что ли?

- Ты ведь знаешь, что я в отпуске.

- Машина на ходу?

- Тарахтит колымага.

- Большего и не надо. Дотянет до дачи?

- Если поднатужиться - дотянет.

- Отлично. Тогда покатим...

- Когда? Сегодня? - спрашивает спокойно Азимов, но я-то знаю его умение сдерживать эмоции, знаю его отношение ко мне, для него я вроде живого говорящего талисмана, который, дай волю, он с радостью водрузил бы навечно рядом с собой в салоне "Запорожца" - в его вопросе легко читалось нетерпение, безоговорочная готовность принять предложение.

Я сказал, что его ожидает сюрприз, но Азимов не отреагировал.

- Когда едем? - поинтересовался он еще. - Баранину купить надо, подготовить...

- Послезавтра.

- Ясно.

Разговор подоспел к концу, я собирался повесить трубку, как тут Азимов, после паузы, спохватившись, выдавил-таки:

- Как дела?

Я прикрылся традиционным "ничего", но, не дождавшись "говоришь, ничего", громко рассмеялся - нет, с Азимовым не грозила смерть от переизбытка сложных чувств!

- Будь здоров, старик! - прокричал я на прощание. Азимов, однако, не собирался класть трубку.