В воздухе повисло напряжение. Эверилд вылила себе остатки коньяка и, слегка пригубив его, трезвым голосом сказала:
— Я не целитель, я могу только подарить ей вечную жизнь.
Мужчина вздрогнул, но не отступил:
— Пусть будет так. Это единственная дочь, оставшаяся от покойной жены. Я очень ее любил.
Эверилд хмыкнула, поболтала коньяк в стакане, выпив разом, пьяно ответила:
— Глава самой страшной организации был влюблен в женщину? Разве верховному жрецу не запрещается иметь жену?
— Нет. Это неверные сведения. Я один раз могу жениться.
— Хорошо, ведите к своей дочери, — разрешила Эверилд и поднялась из-за стола, слегка покачиваясь. Туг напряженно следил за ее движениями.
Мужчина не понимал, какую она ведет игру, и могла ли быть «шутка» с баядерами делом рук этих опасных женщин. Ануджи поднялся следом, бросив печальный взгляд на пустую бутылку. Оставил несколько сот рупий на столе и двинулся к выходу. Две вампирши дождались детей и вышли следом. Кобра замыкала маленькую компанию.
Когда все выбрались на свежий воздух, Эверилд спросила:
— Как вы разминулись с Кирой?
— Меня не было в лагере, когда ваша красавица устроила пир, — он кивнул на Киру.
— Ясно.
— Я ничего не помню, — сказала Кира, снова напрягая память.
— Не мучай голову. Воспоминания сами вернутся к тебе, — сказала Эверилд своей подопечной.
— Знаешь, некомфортно себя чувствуешь, когда ничего не помнишь.
— Прими это как данность или дар свыше. Я думаю, многие душу готовы продать, чтобы стереть свое прошлое. Нас воспоминания делают слабыми и легкоранимыми, — философски заметила Эверилд.
Близились сумерки. На грязных улицах появлялось всё больше народа. Люди спешили домой или торопились закончить все дела на сегодня, из-за этого создалась небольшая пробка. Тогда Эверилд подозвала кобру и велела ползти впереди. Люди разбегались или расступались, пропуская священную змею.
— Скажите адрес, — попросила вампирша, немного помолчав.
— Мой дом через три квартала, — туг ускорил шаг, заволновавшись, а вдруг вампирша передумает.
— Сколько лет вашей дочери?
— Двенадцать лет. Разве это имеет какое-то значение? — спросил нервно туг, обернувшись на Эверилд.
Она нарочито отставала, идя морской походкой.
— Имеет, — коротко ответила Эверилд и, немного помедлив, спросила: — Вы понимаете, что она сможет вести только ночной образ жизни?
Ануджи остановился и остро посмотрел на вампиршу. Будь она человеком, ее бы пронял этот взгляд.
— А как вы живете на солнце?
— Для этого нужно обратить человека в лунное или солнечное затмение.
— Почему вы сразу об этом не сказали? — возмутился туг.
— Я думала, вы хотите спасти дочь, — ехидно уточнила вампирша.
— Да. Но я думал, что все демоны могут жить днем.
— Поэтому вы так интересовались вампирами? Но, увы, я вынуждена вас разочаровать. Только вампиры лунного и солнечного затмения дружат с солнцем. Прочие от него гибнут.
— Что мне тогда делать? — схватился за голову туг.
Они стояли посреди улицы. Прохожие огибали змею и странную компанию. Корова беспечно разгуливала по улице, что-то мыча.
— Я могу ее погрузить в летаргический сон, — предложила Эверилд.
— И что это изменит? Моя дочь всё равно умрет.
— Нет, Ануджи, она просто уснет, ее кровоток замедлится, что позволит ей прожить намного дольше. А когда настанет лунное или солнечное затмение, я приду и подарю ей вторую жизнь.
Вот только что лицо туга было полно отчаяния, а спустя миг просветлело. Он ускорил шаг, торопясь к дочери. Через десять минут они стояли перед большим деревянным домом, с виду очень бедным и ветхим; крыша застелена тростником.
— И вы здесь живете? Самый могущественный человек Индии! — изумилась Эверилд.
Мужчина вставил ключ, открыл дом. Они вошли.
— Да, дева пагоды. Враги не станут искать меня в бедном районе.
— И вы не боитесь себя осквернить неприкасаемыми?
— Я часто провожу очищающие обряды.
— Сколько вам на самом деле лет?
— Тридцать пять, — ответил туг, входя в темную прихожую и зажигая свет.
— Значит, вам было двадцать три года, когда у вас появилась дочь?
— Да, а супруге двадцать два года, — сказал он, снова бросив на вампиршу острый взгляд. — Вас это удивляет?
Эверилд покачала головой.
— Покажите мне ее, — попросила она.
Туг повел Девадаси по коридору до дальней комнаты. Вампирши тенью следовали за ними. Ануджи и Эверилд вошли в последнюю комнату, где царил полумрак, и пахло болезнью. Девочка разметалась по кровати, она была собственной тенью — настолько тонкая, худая: сквозь кожу просвечивали вены, глаза запали. Она была вся взмокшая. Лоскутки кожи отслаивались от руки, источая тошнотворный запах.
Эверилд вмиг протрезвела, сказав:
— Она не доживет до солнечного или лунного затмения. И летаргический сон не поможет. Я могу ее обратить прямо сейчас, но жить она сможет только ночной жизнью.
— Делайте. Лучше так, чем ее смерть, — сказал туг и отвернулся.
Эверилд подошла, погладила девочку по черным спутанным волосам. Ребенок вздрогнул и очнулся от тяжелого сна. Эверилд посмотрела в черные доверчивые глаза подростка и повелела:
— Спи, девочка.