Колыбель времени

Я смотрела на королевскую семейную пару и гадала, что же такое они придумали… Ладно, время есть, поживем — увидим.

Через несколько дней Лондон действительно облетела радостная весть: королева зачала ребенка!

Это подняло настроение многим испанцам, которых Филипп с радостью отпустил домой, чтобы не оплачивать их содержание в Лондоне, обрадовало сторонников Марии, но совсем не многих ее подданных. Большинству англичан было не до беременности королевы, Англию подкосил неурожай. Из-за бесконечных дождей поля гнили, не было заготовлено ни зерна, ни сена. Начался падеж скота и как следствие во многих местах голод. И это в августе, обычно самом изобильном месяце года. Над Англией вставал призрак голода…

Парри метался, пытаясь хоть как-то наладить хозяйство и уменьшить потери. А вот мне было не до проблем с хозяйством, я ломала голову, что же такое мог придумать Ренард, что вселяло в него уверенность в рождении ребенка. А еще радовалась, что Елизавета далеко в Вудстоке. Пусть лучше сидит там, чем мозолит глаза сестре в Лондоне. Здесь жить стало просто опасно.

Мария восприняла приезд Филиппа и свою свадьбу как подарок судьбы, а беременность — как божье благословение их брака. Филипп оберегал супругу как мог, и я понимала почему. Если она не доносит дитя, то придется ждать еще много месяцев и жить в Англии, чего ему явно и совершенно откровенно не хотелось.

Но Филипп католик до мозга костей, не признающий никаких сомнений в вере и уже вполне знакомый с отцовскими методами выкорчевывания ереси. То ли желая угодить супругу королевы, то ли по велению самой Марии паписты начали наступление на протестантов, в Англии запылали первые костры. Возможно, среди протестантов и были преступники, совершавшие злодеяния даже в церквях, и их следовало даже казнить, но не на костре же!

Зимой Англия содрогнулась от первых казней. Это не Испания, где король Карл отправлял на костер еретиков твердой рукой практически по расписанию — семьдесят человек в месяц (потом стало куда больше, при Филиппе сжигали уже десятками тысяч во время аутодафе за один раз!). Приехавший с Филиппом в Англию капеллан Альфонсо-и-Кастро требовал большего, считая, что искоренять ересь нужно твердой рукой и немедленно, не считаясь с тем, кого отправляют в пламя. Если ересь гнездится в душе младенца, значит, сожжению подлежит и младенец как вместилище ереси.

Почему не содрогнулась от таких речей Мария? Неужели она стала такой фанатичкой, что больше не видела ничего вокруг? Сначала я не могла этого понять, потом вдруг осознала, что ее старательно оберегают от любых волнений. Нет, она, конечно, знала о кострах, о недовольстве своих подданных, но для нее было куда важнее одобрение мужа и собственных епископов.

При любой возможности я пристально наблюдала за королевой, пытаясь понять, действительно ли она в положении. Да, Мария носила все увеличивающийся живот с гордостью, цвет лица у нее заметно улучшился, но этому помогали присутствие мужа и довольно частые прогулки вместе с ним на свежем воздухе. Теперь она не столько времени проводила на коленях в часовне, просто потому что берегла плод, на чем настаивали врачи и ее духовник.

Все сходилось, получалось, что королева на удивление легко и счастливо переносит беременность. Что ж, такое тоже бывает. Но я уже вспомнила, что нам в институте Марию упоминали как пример водянки яичников — ложной беременности, то есть все было — живот, грудь, даже схватки, только ребенка не было! Не было у них с Филиппом детей! Тогда что? Неужели родила уродца? У Филиппа сын Карлос горбун с тяжелой патологией, Марии тридцать девять, нервы ни к черту, масса болячек вплоть до диабета… Неужели «родила царица в ночь не то сына, не то дочь…»?

Но почему тогда так уверен Ренард? Меня вдруг осенило: неужели у них есть запасной вариант?! А что, Филипп мог обрюхатить не одну Марию, но и еще кого-то. Тогда эта кто-то рядом, совсем рядом, они не отпустили бы столь ценную особу далеко от себя. Теперь я внимательнейшим образом приглядывалась к каждой женщине, оказавшейся по соседству с королевой.

Парри мотался по всей Англии, налаживая жизнь в имениях Елизаветы, сама Рыжая маялась в Вудстоке, а я билась над загадкой, заданной Ренардом.

Где-то там в Лондоне жизнь шла своим чередом…

В Англию прибыл жених королевы Марии инфант Филипп. Состоялась их богатейшая свадьба.

Елизавета пыталась понять, завидует или нет, и вдруг осознала, что нет. Слишком дорогую цену платит Мария за счастье быть замужем. Филипп не из тех, кого можно просто держать у трона под рукой, если он не станет королем, то не будет и мужем. А за Филиппом стоит его отец — король Испании Карл. От нечего делать она принялась думать о том, как поступила бы в таком случае сама. Отказалась от брака? Но Марии почти сорок, еще немного, и вообще никто не возьмет! И так ведь не брали. Но как справиться с тем, от кого должна родить наследника?

Сам того не желая, Бедингфилд однажды сказал, что Филипп будет в Лондоне, только пока королева Мария не зачнет наследника. Елизавета усмехнулась: