Колыбельная

– Итак, я обследовал землю миллиметр за миллиметром. Я нашел отпечаток ноги сорок седьмого размера в дальнем углу возле забора; отпечаток был глубокий, словно человек нарочно вдавливал что-то в почву. Я раскопал землю в этом месте и нашел телефон. – Гордеев постучал пальцем по мобильнику. – Более того, я пришел туда на следующий день и потратил полдня на поиски аккумулятора и сим-карты; к сожалению, их я не нашел. Вы, наверно, представили смешную картину, как я ползаю на коленях с фонариком и лупой в руке. Что ж, вы недалеки от истины. У меня действительно есть лупа. Я потерпел неудачу, но не отчаялся. Знаете, как поступит обычный человек, если на пути к цели споткнется? Совершенно верно: он опустит руки и прекратит бороться. Не обижайтесь, Кошевой, я считаю вас обычным человеком. Однако у вас есть как минимум одна положительная черта: вы умеете понимать чужое горе. Я же повидал на своем веку столько горя и столько радости, что они взболтались у меня в голове, как дьявольский коктейль; и теперь я не могу отличить одно от другого. Вы понимаете меня, Кошевой? Нет? Прекрасно. Итак, предполагаемый убийца: молодой мужчина, высокий, спортивного телосложения, нога сорок седьмого размера; судя по рисунку и форме подошвы, обут в дешевые китайские кроссовки. Уверенный в себе мальчишка, который не боится грязной работы. Именно эта черта позволяла ему до сих пор скрываться от правоохранительных органов. Большинство боится не только грязной работы, но и работы вообще; большинству удобнее живется где-нибудь на диване перед телевизором или в офисном кресле перед монитором. Конечно же, таким людям ничего не светит; они могут годами ничего не делать и жаловаться, жаловаться, жаловаться, – это всё, что они умеют. А еще нахваливать себя. Они любят себя нахваливать. Надеюсь, вы согласны со мной, Кошевой. Вы потеряли нить беседы? Что ж, вы правы: это мало похоже на беседу, скорее на не очень связный монолог. Знаете, что я сделал дальше? Я просмотрел запись с камеры видеонаблюдения, которая установлена возле светофора в ста метрах от школы. Если б Аня Кабанова возвращалась из школы обычным путем, камера бы засекла ее; но камера не засекла Аню, а значит, не засекла и ее похитителя. Он повел Аню другой дорогой. Но что мешало ему пройти мимо камеры, когда он шел к школе? Шансов, что так было, мало, но почему бы не проверить. Я просмотрел запись, начиная с раннего утра и до конца занятий первоклассников. Знаете, сколько подходящих под описание человек я увидел? Восемь. Пятерых из них уже проверили и исключили из списка подозреваемых. Личность троих пока определить не удалось. Я работаю над этим. Вам интересно, Кошевой? Смотрю, вы оживились. Признайте, начитавшись детективов, вы хотели поработать со мной именно из-за таких «бесед», верно? Это же клише: гениальный сыщик рассказывает своему глуповатому, но добросердечному помощнику о ходе дела, попутно раскрывая детали расследования; помощник восхищен, гениальный сыщик тешит свое самолюбие. Больше ничего вам от меня не требуется: вам всё равно, сколько детей погибло, что они чувствовали, когда кромсали их плоть; вам интересны только загадки и то, как я собираюсь их решить. Скажите, Кошевой, я прав?

Кошевой сглотнул:

– Вы… вы ошибаетесь.

Гордеев кивнул:

– Я надеюсь, что ошибаюсь. – Он вздохнул. – Знаете, Кошевой, люди не любят ошибаться. А уж тем более признавать свои ошибки. Разве могут они, такие умные, ошибаться? Это не укладывается у них в голове. Вы понимаете меня? Да или нет? Почему вы молчите? Разбавьте мой монолог своим ценным замечанием, прошу вас. Мне скучно глядеть, как вы сцепляете и расцепляете пальцы.

– Почему… почему вы так… ну… не любите… людей?

Гордеев приблизил к нему лицо.

– Нельзя сказать, что я не люблю людей, Кошевой. – Он нахмурился и погладил себя по лбу. Кожа на лбу разгладилась, он улыбнулся и повторил: – Нельзя.

Глава тринадцатая