Колыбельная

— Ты знаешь, как это бывает, когда рождается первый ребёнок, — говорит она. — Друзья и знакомые тоннами тащат подарки, игрушки и книжки. Я даже не знаю, кто именно подарил эту книжку. Просто ещё одна книжка в куче других.

Согласно записям в окружном архиве, это случилось лет двадцать назад.

— Тебе не надо рассказывать, что случилось, ты и сам всё понимаешь, — говорит она. — Но Джон всегда думал, что это я виновата.

Согласно записям в полицейском досье, в течение месяца после смерти Патрика Раймонда Бойля, шести месяцев от роду, соседи шесть раз вызывали полицию по поводу нарушения общественного порядка — шумных домашних ссор в трейлере Бойлев (место 175 в парке жилых фургонов «Буена-Ноче»).

Пересекая Висконсин и Небраску.

Элен говорит:

— Я искала оптовых покупателей для «Skin Tone Cosmetics» и просто ходила по домам, рекламируя наши товары. — Она говорит: — Я не сразу вернулась на работу. Прошло, наверное, полтора года после того, как Патрик… как мы увидели Патрика в то утро.

Она ходила по домам, рассказывает мне Элен, и встретила молодую женщину. Такую же, как и та — в фартуке с цыплятами. Всё было так же. Те же цветы с похорон. Та же пустая детская кроватка.

— Я зарабатывала очень неплохо, только на продаже тональных кремов и маскирующих карандашей, — говорит Элен, улыбаясь. — И особенно в конце месяца, когда деньги заканчивались.

Тогда, двадцать лет назад, той женщине было столько же лет, сколько и самой Элен. Они разговорились. Женщина показала Элен детскую. Показала фотографии ребёнка. Женщину звали Синтия Мур. У неё был фингал под глазом.

— И я обратила внимание, что у них была та же книжка, — говорит Элен. — «Стихи и потешки со всего света».

Она так и осталась открытой на той же странице, какую они прочитали ребёнку последней. В тот вечер, когда он умер. Они всё оставили, как было. Бельё в кроватке. Открытую книжку.

— И это, как ты уже понял, была та же страница, что и у нас, — говорит Элен.

Джон Бойль каждый вечер наливался пивом. Он говорил, что не хочет другого ребёнка, потому что он не доверяет Элен. Если она не знает, что она сделала не так, то не стоит рисковать.

Я касаюсь рукой нагретого кожаного сиденья, и ощущение такое, как будто ты прикасаешься к человеку, к его живой коже.

Пересекая Колорадо, Канзас и Миссури.

Она говорит:

— Та женщина, у которой тоже умер ребёнок… однажды она устроила дворовую распродажу. Все детские вещи. Они разложили их на лужайке и продавали за двадцать пять центов за штуку. Книжка тоже была, и я её купила, — говорит Элен. — Я спросила у парня, который сидел при вещах, почему Синтия всё распродаёт, но он только пожал плечами.

Согласно записям в окружном архиве, Синтия Мур выпила жидкость для прочистки водопроводных труб и умерла от внутреннего кровоизлияния в пищевод и удушья через три месяца после того, как её ребёнок умер безо всякой видимой причины.

— Джон боялся, что это было что-то заразное, и сжёг все вещи Патрика, — говорит она. — Я купила книжку за десять центов. Я помню, погода в тот день была замечательная.

Согласно записям в полицейском досье, соседи ещё три раза вызывали полицию по поводу нарушения общественного порядка — шумных домашних ссор в трейлере Бойлев (место 175 в парке жилых фургонов «Буена-Ноче»). А через неделю после самоубийства Синтии Мур умер Джон Бойль. Безо всякой очевидной причины. Согласно записям в протоколе вскрытия, концентрация алкоголя у него в крови могла послужить причиной остановки дыхания во сне. Также это могло быть позиционное удушье — он напился до бесчувствия и свалился на кровать в таком положении, что закрыл себе рот и нос. В любом случае никаких следов и отметин на теле не обнаружилось. В свидетельстве о смерти записано: причина не установлена.

Пересекая Иллинойс, Индиану и Огайо.

Элен говорит:

— Я не нарочно убила Джона. — Она говорит: — Мне просто хотелось проверить.

Точно так же, как мне — с Дунканом.

— Я проверяла свою догадку, — говорит она. — Джон всё твердил, что душа Патрика по-прежнему с нами. А я всё твердила, что Патрик жив, что он в больнице.

Она говорит: и теперь, двадцать лет спустя, шестимесячный Патрик по-прежнему там, в больнице.

Звучит как полнейший бред. Но я молчу. Не могу себе даже представить, как может выглядеть младенец после двадцатилетнего пребывания в коме, со всеми этими капельницами и трубками.

Мне представляется Устрица. С внутривенным кормлением и катетером на всю жизнь.

Убить тех, кого любишь, это не самое страшное. Есть вещи страшнее.

На заднем сиденье: Мона садится и потягивается. Она говорит:

— В Древней Греции самые сильные проклятия записывали гвоздями от затонувших кораблей. — Она говорит: — Моряки, погибшие в море… их нельзя было похоронить, как положено. Древние греки знали, что мёртвые, которых не похоронили, как должно, становятся самыми беспокойными и самыми вредными духами с неуёмной страстью к разрушению.

А Элен говорит:

— Заткнись.

Пересекая Западную Вирджинию, Пенсильванию, Нью-Йорк.

Элен говорит: