Колыбельная

На шоссе за окном кафешки полно машин — люди всё ещё едут в город. Они преклоняют колени и молятся о новом явлении Пречистой Девы. Сержант сложил вместе ладони в огромных перчатках и делает вид, что молится. При этом он искоса смотрит в окно, его кобура расстёгнута, пистолет заряжен и готов к разминочной стрельбе по тарелочкам.

Закончив расписывать небо, Летучая Дева послала толпе воздушный поцелуй. Изобразила пальцами знак мира. Проплыла в воздухе у самых верхушек деревьев, придерживая юбку одной рукой, тряхнула своими чёрно-рыжими дредами, помахала рукой на прощание и — аминь. Улетела за горы, за горизонт. Улетела совсем.

И всё же: не стоит верить всему, что пишут в газетах.

Летучая Мадонна — это было не чудо.

Это было колдовство.

Это не чудеса святых. Это тёмные чары.

И мы с Сержантом здесь не для того, чтобы дивиться на чудо чудное. У нас с ним охота — на ведьм.

И всё же: эта история не про здесь и сейчас. Я, Сержант и Летучая Дева. Элен Гувер Бойль. Это история о нас; как мы все встретились. И что нас сюда привело.

Глава вторая

Тебе задают только один вопрос. Перед тем как ты получаешь диплом журналиста, тебе предлагают такое задание: представь, что ты репортёр. Работаешь в ежедневной газете в каком-нибудь большом городе, и вот, в канун Рождества, редактор тебе говорит, что нужно сделать заметку. Несчастный случай со смертельным исходом.

Ты приезжаешь на место. Полицейские и врачи уже там. Соседи в домашних халатах и тапках толпятся у двери в квартиру, в мрачном многоквартирном доме трущобного типа. В квартире, под новогодней ёлкой, рыдают молодые родители. Их малыш подавился ёлочной игрушкой, задохнулся и умер. Ты записываешь все детали, имя ребёнка, возраст и всё такое и мчишься обратно в редакцию — время близится к полуночи, — чтобы успеть написать экстренную заметку в утренний выпуск.

Ты приносишь заметку редактору, и он говорит, что статья не пойдёт, потому что ты не указал, какого цвета была игрушка. Красная или зелёная? Посмотреть было нельзя, а спросить ты как-то не подумал.

Статья прямо просится на первую полосу, и у тебя есть выбор.

Позвонить родителям и спросить.

Или же не звонить и потерять работу.

Это пресса. «Четвёртая власть». Когда я учился на журналиста, на выпускном экзамене по этике нам задавали только этот вопрос. Вопрос или — или. Я ответил, что позвоню в полицию. Такие вещи должны быть записаны в протоколе. Игрушку должны запечатать в полиэтиленовый пакет и сфотографировать как вещественное доказательство. Ни в коем случае я не стал бы звонить родителям после полуночи в канун Рождества.

По этике я получил D, низкий, но переходный балл.

Вместо этики я научился говорить людям только то, что им хочется услышать. Я научился письменно излагать факты. И ещё я усвоил, что редакторы могут быть настоящими сволочами.

Я до сих пор не могу понять, для чего было это задание. Теперь я репортёр, в ежедневной газете в большом городе, и мне не нужно ничего представлять.

Мой первый реальный ребёнок был в сентябре, в понедельник утром. Не было никаких ёлочных украшений. Никто из соседей не толпился вокруг жилого трейлера в пригородной зоне. Один полицейский врач сидел с родителями на кухне и задавал им стандартные вопросы. Второй полицейский врач отвёл меня в детскую и показал кроватку и всё, что обычно в кроватке бывает.

Стандартная процедура включает следующие вопросы: «Кто обнаружил ребёнка мёртвым?», «Когда его обнаружили мёртвым?», «Перемещали ли тело после того, как его обнаружили мёртвым?», «Когда ребёнка в последний раз видели живым?», «Ребёнок был на грудном или на искусственном вскармливании?» Вопросы кажутся беспорядочными, но врачам ничего другого не остаётся, как только копить данные для статистики и надеяться, что когда-нибудь они сложатся в систему.