Колыбельная для брата

«А что? - подумал Кирилл. - Ну и пускай, что девчонка. Зато начальство. Это даже ее обязанность - разбирать такие дела. А драться Чирок все равно не станет…»

В этом будет справедливость: сперва Черепанова приходила, чтобы наябедничать родителям, а теперь пусть увидит, что Кирилл не виноват. И сама пусть объяснит своей милой Еве Петровне…

Женька выслушала злой рассказ Кирилла, уронила портфель и взялась растопыренными ладошками за щеки. Длинные глаза ее сделались почти круглыми, рот тоже стал похож на букву О.

- О-ой какой ужас… Кто бы мог подумать…

Она так моментально поверила Кириллу, что он сказал:

- Ты подожди, надо еще проверить.

- Конечно, надо! Но я уверена, что это он, раз ты говоришь.

- Ты знаешь, где он живет?

- Н-нет. Не помню. Но у мамы есть список с адресами, она же член родительского комитета.

- Узнай - и сразу ко мне. Я пока портфель отвезу.

- Нет, давай вместе зайдем к нам. А то меня мама не выпустит. Скажет: режим, занятия… Давай, а? - Она жалобно взглянула на Кирилла.

- Придумала! Я так и буду таскаться с портфелем?

- Оставим у меня, потом заберешь. Пошли!

- Да не пойду я, - смущенно сказал Кирилл и шевельнул пальцами босых ног. - Вид у меня совсем не для гостей.

- Ну что за глупости! Ты же не девочка, чтобы наряжаться. И ты не в гости, а по делу… Пойдем, а то меня не пустят.

- А велосипед куда?

- Поставишь под окно. Мы же на первом этаже, а окна в садик выходят. Пошли!

Женькина мама посмотрела на Кирилла слегка удивленно, однако в ответ на его робкое «здравствуйте» милостиво качнула прической.

- Здравствуй, проходи. Тебя, кажется, Кириллом зовут? Да, я помню. Ты в прошлом году так удачно пел на концерте…

Кирилл затоптался на мягком ковре и зыркнул на Женьку: «Не копайся».

Женька ускользнула в другую комнату, а мама подозрительно глянула вслед. И опять обратилась к Кириллу:

- Проходи и садись. Не стесняйся.

- Мы на минуточку, - пробормотал Кирилл.

- Никаких минуточек, - решительно сказала старшая Черепанова. - Сначала чай… Женя! - Она взглянула на вернувшуюся дочь. - Почему вы только на минуточку? У тебя распорядок, и ты дала мне слово…

- У нас общественная работа, - поспешно сказала Женька. - Мы едем к одному мальчику, надо выяснить… одно обстоятельство…

Женькина мама снова покачала высокой бронзовой прической - на этот раз недовольно.

- Ох, эта работа… Я уже говорила Еве Петровне: нельзя иметь столько нагрузок. Если бы Женечка не была третий год председателем, я давно перевела бы ее в английскую спецшколу. Но куда денешься, если говорят про долг перед коллективом.

Женька слегка покраснела и умоляюще посмотрела на Кирилла. Она-то сразу поняла, сколько теперь у Кирилла возможностей позлословить. Кирилл великодушно отвел глаза.

Женькина мама заявила, что никакая работа не пострадает, если дети выпьют чаю. И потребовала, чтобы Кирилл вымыл руки и сел к столу. Руки он вымыл очень торопливо, а за стол сел с облегчением: можно было спрятать под скатерть пыльные ступни и черные от угольной крошки колени.

Вишневая скатерть была с тяжелой бахромой. Бахрома щекотала ноги, и Кирилл старался не двигаться, пока Женькина мама расстилала клеенку и расставляла чашки. Он лишь водил глазами, оглядывая комнату.

Бахрома была не только у скатерти. Она почему-то везде виднелась: у ковра над диваном, на малиновых портьерах, на темно-розовом платке, наброшенном на торшер. Даже на рукавах и подоле халата Женькиной мамы. Халат был черно-красный с индейским узором.

Женькина мама принесла чайники, варенье и вафли. И началось мучение. Надо было глотать чай, интеллигентно орудовать тонкой ложечкой и терпеливо отвечать на вопросы.

Первый вопрос был, где работает папа.

«Могла бы и помнить, если ты член родительского комитета», - подумал Кирилл и вежливо сообщил, что папа работал на «Сельмаше», в сборочном цехе, а недавно перешел на другую должность. Куда и кем, не стал уточнять.

- А мама?

- Мама - портниха. Бригадир. Сейчас пока не работает, у меня брат маленький.

- И ты, наверное, помогаешь маме?

- Помогаю, - со старательно-скромной улыбкой ответил Кирилл и мысленно проклял всех Черепановых до седьмого колена.

Женькина мама благосклонно улыбнулась. У нее было красивое лицо, но что-то в нем казалось ненастоящим.

Кирилл видел Женькину маму и раньше, но это бывало в классе, и там, издалека, лицо ее выглядело очень молодым. А сейчас Кирилл вспомнил старинное блюдо, он его любил разглядывать, когда гостил у бабушки в Тюмени. Там на фаянсе был нарисован синий дворец, олени и лебеди. Издали блюдо как новенькое, а когда подойдешь вплотную, на блестящей поверхности видна сетка мельчайших трещин. Так же и лицо старшей Черепановой: сквозь тонкий крем и подрисовку проглядывали морщинки и утомление. Вернее, даже не утомление, а какое-то недовольство.

- А как у вас в этом году с самодеятельностью?

«Ну что тебе от меня надо?» - тоскливо подумал Кирилл, и в это время в прихожей спасительно затрезвонил телефон. Женькина мама выплыла из комнаты.

Женька смотрела понимающе и виновато.

- Давай сматываться, - полушепотом потребовал Кирилл. - Узнала адрес?