Колыбельная для брата

– Кошелек искал… – даже не спросил, а просто сказал Кирилл.

Петька зябко вздрогнул и проговорил:

– Я подумал: он, может быть, в камнях застрял.

– Ты ненормальный, да? Вода как лед!

– Да не холодно, – сказал Петька и стукнул зубами. Это было для Кирилла как удар тока.

Все, что произошло сегодня, отодвинулось и стало неважным. Остался только страх за бестолкового Петьку. Если Чирка немедленно не закутать, не согреть, не выгнать из него озноб, дело кончится бедой. Два года назад Кирилл почти месяц провалялся после такого вот купания, когда вылавливал в ручье упавший насос от старого велосипеда. Тоже говорил тогда: "Не холодно…"

Закутать Петьку было не во что.

– Псих, честное слово, – сердито и жалобно сказал Кирилл. – А ну, пошли наверх! Бегом!

Чирок послушался.

– Толкай велосипед, – велел Кирилл.

Петька молча подчинился. Сухая глина сыпалась из-под ног, дышать было тяжело. Два раза Кирилл коленями брякнулся на острые земляные комки. Но все это было неважно: главное, чтобы Петька разогрелся.

Шумно дыша, они выбрались наверх.

– Садись в седло, – приказал Кирилл. – Ну, садись, говорят! Повезешь меня.

Петька понял. Кирилл разглядел его виноватую улыбку.

– Я тебя не увезу.

– Увезешь как миленький, – сказал Кирилл и сел на багажник.

Петька, тяжело вихляя рулем, повез его по переулку. Кирилл толкнулся ногами, скорость увеличилась.

– Да жми ты! – прикрикнул Кирилл.

Петька послушно жал. Когда подъехали к дому, он дышал, как пароход времен Марка Твена.

– Дома кто? – спросил Кирилл.

– Никого. Бабушка в деревне, мама… она у знакомых…

– Пошли…

В Петькиной комнате была очень яркая лампа. Она вспыхнула, как кинопрожектор. Кирилл зажмурился и лишь через полминуты смог осмотреться. Комната была низенькая и тесная. С узким диваном, с письменным столиком, приткнувшимся между окон. Подоконники были заставлены аквариумами. В этих стеклянных ящиках метались разбуженные светом рыбки, похожие на разноцветные перья и осенние листики. На стенах приколоты были цветные вырезки из журналов – тоже с разноцветными рыбами, а еще с батисферами и аквалангистами.

Все это Кирилл заметил машинально. Сейчас было не до рыб. Петька стоял посреди комнаты и смотрел на Кирилла виновато и растерянно.

– Ванна есть? – спросил Кирилл и тут же мысленно обругал себя за глупость.

– Какая у нас ванна… – сказал Петька.

"Надо было сразу его к себе тащить, – подумал Кирилл. – Хотя кто знает: может, горячей воды опять нет…"

– Ладно, раздевайся, – сердито сказал он.

– Зачем? – боязливо спросил Петька.

– Балда. Чтобы не помереть.

Петька, стеснительно поеживаясь, потянул через голову рубашку, выбрался из промокших сзади брюк. Из кармана выпал и тяжело стукнулся о пол фонарик.

– Иди трусы переодень, – велел Кирилл. – Мокрые же… Да шевелись, моя радость…

Он заставил Чирка постелить постель, притащить два одеяла и суровое полотенце. Он делал то, что однажды мама делала с ним, промокшим под холодным ливнем. Уложил Петьку на диван вниз лицом и начал тереть полотенцем его тощую спину так, что позвонки застучали друг о друга, будто костяшки на счетах.

– Ой-ей! – жалобно сказал Петька.

– Во тебе и "ой-ей". Не будешь в воду соваться. Неужели думал, что в самом деле кошелек найдешь?

– Думал… ой… А что делать? Тот парень сказал, чтоб от мамы записка была, что разрешает велосипед продать…

– Не надо ничего продавать, – объяснил Кирилл. – Не было в кошельке никакой стипендии. Четыре рубля было. Все уже уладилось, не мучайся ты больше…

Петька дернул плечами и взглянул на Кирилла.

– Правда?

Ух и глаза были у него! Синие, как Тихий океан. Неужели человек с такими глазами может стать подонком вроде Дыбы?

– Не дрыгайся, – ответил Кирилл. – Все правда.

Петька лег щекой на согнутый локоть и вдруг проговорил, не обращая уже внимания на скребучее полотенце:

– А я не из-за велосипеда… Я все равно бы… Хотел, чтобы скорее ничего не было.

– Ничего уже и нет, – строго сказал Кирилл.

Он загнал Петьку под одеяла, закутал. Потом в кухне на маленькой газовой плите согрел чайник и налил в бутылку горячую воду, заткнул бутылку пробкой из туго скрученной газеты и сунул Петьке в ноги. После этого заставил выпить кружку горячего чая.

Петька все выполнял безропотно, только вдруг посмотрел на Кирилла из-за кружки и тихо спросил:

– Векшин, а чего ты со мной возишься?

– Ну вот, – растерянно сказал Кирилл. – Не твое дело. Хочу и вожусь.

Не мог же он объяснить Петьке, что чем больше возится, тем сильнее растет в нем непонятное чувство: будто Петька ему не чужой.

– Хочу и вожусь, – повторил он. – Давай сюда кружку и накрывайся как следует.

Петька укрылся по самый нос. Потом заговорил. Губы у него были под одеялом, и слова звучали глуховато:

– Кирилл… Я тогда не сказал при Черепановой… Я знаешь почему от вас побежал? У нас тогда один человек был дома, я не хотел, чтобы при нем… Ну, это наш друг хороший… Понимаешь, Кирилл, они с мамой пожениться хотят, значит, он у меня как отец будет А если узнает, что я вор, зачем ему такой сын…

Он повернул голову набок и стал смотреть в стену.

Кирилл осторожно положил руку на одеяло.