Колыбельная для брата

— А почему никому не сказал? — спросил Кирилл.

— Кому?

— Ну… дома.

— А дома кто? Мать да бабка. Драться они, что ли, с Дыбой пойдут? Матери вообще нервничать нельзя…

— Как всегда, — себе под нос проворчала Женька. — «Маме нельзя расстраиваться, у неё больное сердце…» — А о чём думал, когда в карман лез?

— Думал, что не поймают! — зло сказал Чирок. — Ну, пошли, чего стоим.

— Подожди, — попросил Кирилл. Зачем надо подождать, он сам не знал. Мысли перепутались. И вырастала едкая досада на самого себя. Как он сказал: «Сдавайся, Петенька». Со скрытым торжеством и снисходительностью. Подумаешь, Шерлок Холмс какой, отыскал опасного бандита! Этот несчастный Чирок даже выкручиваться не умеет. Другой мог бы наплести кучу историй и отпереться намертво. Разве олимпийский рубль — доказательство?

— Одного я не пойму, — вдруг заговорила Женька. — Стащить кошелёк — это… это… ну, это ясно, что. А зачем потом в воду кидать? Просто ненормальность какая-то.

— Походи с чужим кошельком за пазухой — поймёшь, — сумрачно сказал Чирок.

Кирилл не знал, поняла ли Женька, а он понял, как жёг Чирка спрятанный под майку кошелёк. Как Чирку казалось, что все провожают его подозрительными взглядами. Как хотелось поскорее исчезнуть из школы и навсегда избавиться от своего страха. Чтобы казалось, будто ничего не было! Концы в воду!

— Говорил, маму нельзя расстраивать, а сам ещё прибавил расстройства, — назидательно сказала Женька. — Ей теперь расплачиваться придётся.

— Сам расплачусь, — неожиданно ответил Чирок.

— Как это? — удивилась она.

— Велосипед продам. У меня его давно просят. Как раз за сорок рублей.

— А в кошельке сорок было? — спросил Кирилл.

— Наверно. Я же не смотрел, рубль взял — и всё. Ева говорила — сорок. Стипендия…

— Ты думаешь, за твой велосипед сорок рублей дадут? — с сомнением спросила Женька.

Чирок кивнул:

— Дадут. Он с виду потрёпанный, а ход знаешь какой!

«Знаем, — подумал Кирилл. — Едва догнали». И вдруг почувствовал, что всё опять не так. Странно. Но уже по-другому странно: ведь Чирок — вор, и они его поймали, но вот идёт между ними нормальный разговор. Словно Чирок не с конвоирами разговаривает, а с приятелями делится заботой. А может, с ним раньше вообще никто не разговаривал как с товарищем?

— Зачем ты от нас убегал? — спросил Кирилл.

Чирок пожал плечами.

— Ну… я почему-то догадался.

— А чего бежать-то? Куда денешься?

— Я просто от дома. Чтобы не при маме…

— Всё равно узнает, — с неловкостью сказал Кирилл. Словно он был виноват в бедах, которые скоро обрушатся на Чирка. И он почувствовал благодарность Женьке, когда она спросила:

— А что, у мамы правда больное сердце?

Чирок по очереди взглянул на неё и на Кирилла. И стал смотреть на свои стоптанные сандалии.

— Да нет, — проговорил он. — Сердце обыкновенное. Просто ей сейчас нельзя нервничать, у неё ребёнок будет…

Со странной смесью жалости, злости и облегчения Кирилл тряхнул плечами, словно сбросил что-то. Твёрдо глянул на Женьку, предупреждая, чтобы не спорила. Потом сказал Чирку:

— Продай велосипед, а деньги отошли этой студентке. По почте или как хочешь. Как адрес узнать, сам придумай. В общем, это твоё дело.

— Ну… и что? — недоверчиво спросил Чирок.

— Ну и всё, — жёстко сказал Кирилл. — И живи. Никто, кроме нас, ничего не знает и знать не будет.

Тут Кирилл впервые увидел, что означает выражение «просветлело лицо». Ничего на лице Чирка вроде бы не изменилось, и всё же оно стало совсем другим. Словно чище и даже красивее. И глаза у него сделались как у маленького мальчика, которому пообещали чудо.

— И вы по правде… никому?

— Никому. Зачем нам, чтобы ты мучился? — ответил Кирилл. — Ты и так хлебнул. Если совесть есть, сам поймёшь.

— Я… — сказал Чирок. — Я… ладно.

— Но дома-то спросят, зачем продал велосипед, — подала здравую мысль Женька.

Чирок торопливо замотал головой.

— Ничего не узнают. Тот парень, который просит продать, далеко живёт. А дома скажу, что велосипед угнали. Всё время угоняют. У Дыбиных парней сколько угонов на счету… А мама даже рада будет: она боится, что я на велике шею сломаю.

И Чирок первый раз улыбнулся — виновато, нерешительно, с просьбой не лишать его чуда. Но вдруг помрачнел. Сказал Кириллу:

— А тебя опять начнут трясти, будто ты виноват.

— Что? — удивился Кирилл. И проговорил искренне: — Ну, вот это меня волнует, как прошлогодний снег.

— Всё равно никто не верит, — с удовольствием разъяснила Женька. — И папа его не поверил. — Она увидела удивлённое лицо Кирилла и сообщила: — Ты не знаешь, а я слышала, как твой папа с Евой Петровной разговаривал. Он сказал, что это бред.

Кирилл улыбнулся:

— Это у него любимое выражение.

Потом он осторожно взял Чирка за острый локоть, подержал.

— Ладно, Петька, живи спокойно, — сказал Кирилл. Он это без насмешки сказал, и Чирок поднял на него тревожные ещё, но уже благодарные глаза.

— Живи спокойно, — повторил Кирилл и подумал: «Если сможешь». — Мы никому не скажем, мы обещаем. А ты делай всё сам. С деньгами и вообще. Ну, ты же понимаешь.

— Я сделаю, — шёпотом сказал Чирок и глаз не опустил. — Честное слово.