Колыбельная для джинна

Первым вернулся Птиц, я даже не знаю сколько времени прошло. Проснулся от того, что кто-то во дворе стучит, и стоял такой галдёж, что – мама не горюй! Во дворе никого не было, а стучали на высоком дереве, оно одно было в нашей округе, птиц пристраивал три гнезда, сплетая их из глины и травы. Меня он не замечал, некогда было вниз посмотреть за работой. Рядом с ним галдели и пытались помочь три взрослых птенца, они больше мешали отцу, задевая и роняя, уже готовые фрагменты гнезда. Птиц терпеливо продолжал работу, обучая подрастающее поколение. Самку я не видел. Птиц был немым, мы бы и так не догадались о его семейной трагедии, но к потомству он относился очень бережно. Лия, ещё затемно, пошла собирать лекарственные травы, птиц полетел её встречать к оврагу, ему с высока видно было, как Лия возвращается. Жена мне потом рассказала: – Сколько радости было! Все наши животные любили Лию, собаки её сопровождали во всех походах. На меня это пернатое даже не обратило внимания и старалось не спускаться в нашу пещеру, охотник говорил, что он и к ним не ходок. Зато голосистые птенцы перезнакомились со всеми соседями, таскали собак за уши, устраивали перегонки; птиц гордо наблюдал за детьми с верха, но их никто не обижал и вмешательства старших не требовалось. Тэо уже начал ходить, и я частенько видел, как он переговаривался с птенцами, создавалось такое впечатление, что маленький джинн знает язык птиц. На нашей планете создался свой диалект эорийского языка, который мы применяли в межплеменном общении, в нашем ареале. На нем мы разговаривали с семьёй охотника, при необходимости, могли общаться с дикарями, и летающие обезьяны понимали нас, птицы тоже понимали нас, а мы их нет. Тэо только начинал осваивать наш язык, птичий он освоил быстрее. Птенцы были его ближайшие друзья, как и собаки. Дети охотника были старше, но они быстро оценили дружбу с Тэо, и привлекали его для участия в любых проделках. Тэо не было ещё пяти лет, когда старшие сагитировали его кататься на летучих обезьянах. Они тайком забирались в лагерь, прятались на тропе перед пропастью, и хватали перепуганных приматов за лапы. Кто был постарше и потяжелей, так сразу двух. Они умудрялись на обезьянах спланировать почти в наш лагерь, а завтра начиналась новая охота. Этот природный фуникулёр, чуть не привёл к международному скандалу, крылатые обезьяны уже были готовы покинуть место своего обитания из –за этого хамства, пока вожак племени не рискнул встретиться с охотником. Охотник наказал своих, чтобы отвадить от полётов, лететь конечно было хорошо, но розги их быстро приземлили, они перестали досаждать обезьянам. Вожак жаловался на маленького Тэо, охотник предупредил Лию, но она промолчала: ей всё казалось, что кто-то наговаривает на малыша, обижает ребёнка. Её «вырастет – перерастёт» было железным правилом в воспитательном процессе. Зная мой крутой нрав, охотник ничего мне не сказал, а вожаку летучих обезьян выдал тайну джина, что он очень боится воды. Теперь обезьяны перед полётом мыли ноги. Двух попыток покататься для Тэо хватило, вода на маленького Джина, действовала, как на нас огонь. Я наблюдал за ребёнком, с его организмом происходила постоянная трансформация, он рождённый органическим существом, всё больше и больше набирал свойств отца. К пяти годам органической дичи уже не хватало для поддержания организма, он научился подпитываться от солнца. Молодой организм рос небывалыми темпами, к пяти годам, Тэо выглядел, как десятилетний ребёнок. Он совсем перестал употреблять жидкость, мясо ел сухим или копчёным. Горд несколько раз его видел в расщелине, откуда, временами, льётся магма. Горы были молодыми, и нас частенько трусило. В слабых местах появлялись трещины, которые наполнялись раскалёнными соками земли. Но не это удивило охотника, его удивило то, что Тэо купался в магме, нырял и плавал, и получал неописуемое наслаждение. Потом отряхивался, остывал, и вновь превращался в пятилетнего мальчугана. К пяти годам трансформация почти закончилась. До совершеннолетия Тэо набирал силу, только кто знает, когда это совершеннолетие у Джиннов. С каждым годом у него явно проступали свойства, не присущие нам, мы не боялись, мы привыкли, он рос – менялся, а для нас с Лией он всегда оставался маленьким.