— Хочу, чтобы ты, мерзлячка, полюбила зиму, — повторил он свою давнюю фразу.
— Я ее уже люблю. Очень.
На улице было совсем темно. Густоту сумерек чуть разбавляли блики уличных фонарей. Последние листья носились по асфальту в поисках приюта. За дорогой шумел своей вечерней жизнью спальный мегаполис. В его желтых бессонных глазах творилась жизнь. Сотни историй кипели в этих сотах человеческого улья. Тысячи судеб пересекались невидимыми, до предела натянутыми нитями и напряженно звенели в извечном своем стремлении к счастью. А где-то далеко, в космической колыбели уже готовился к жизни новый век, сладко чмокая во сне губами.