Колыбельная для Волчонка

К пяти часам вечера в кафе начали подъезжать первые гости. Они входили в сияющее новизной и фантазией пространство, где их мгновенно охватывала атмосфера детского праздника.

Первым делом бросалось в глаза панно с конопатым рыжим мальчиком Антошкой из знаменитой песенки про картошку. Море подсолнухов на стене состязалось в красоте с улыбчивым солнцем и озорными детскими рожицами.

Выделяясь на фоне темно-зеленого коврового покрытия, явно продолжая настенную живопись, сверкали ярко-желтые пластиковые столы в окружении стульев-подсолнушков. При входе на второй этаж, в более экзотический мир, стояли две заморские пальмы, и у лестницы на стене красовалась карта острова сокровищ да таинственные стрелки вели наверх, в две загадочные комнаты.

Все помещения наполнял сладко-ванильный аромат торта, который Брылова, вероятно, только вынула из духовки. Нарядные клоуны в подвале надували шары. Иван Никитин возился с магнитофоном.

Когда основная масса приглашенных собралась в главном зале, клоуны шумной вереницей выскочили из подвала и, взявшись за руки, приплясывая, принялись бродить между столами. Дети присоединились к ним, охотно вставая в эту движущуюся гусеницу, и зашагали в такт музыке зигзагами по всем помещениям кафе.

Впереди два клоуна крутили зонтики на манер колес — получился довольно пестрый веселый поезд. Наконец всех гостей рассадили за столы.

Ирина то и дело оглядывалась на стеклянную стену в надежде увидеть подъезжающую «десятку». Все зря. Кроме Сергея, она ждала еще двух человек. Леву Иващенко и Егорову.

Последней было послано официальное приглашение, и если она не явится, этому может быть только одно объяснение: обещанных двух ставок для театра клоунады она выбить не смогла.

Отсутствие Левы и обижало, и настораживало. Ирина не могла придумать для него никаких оправданий, как ни старалась. Что за важные дела могли задержать его в Москве, или куда он там еще направился? Объяснить себе его выходку Ирина могла приблизительно так: или он запил, не выдержав столь длительного воздержания от спиртного, и тогда вся Иринина затея ставится под угрозу, или за последние годы он изменился настолько, что стал просто необязательным и безответственным человеком.

Сомнительно, но факт налицо. В таком случае опять же Ирина могла винить только себя. Это будет ей уроком. Но как больно разочаровываться в людях, которых много лет считала своими друзьями. Все эти мысли роем неслись в голове новоиспеченной хозяйки кафе, когда она вместе со всеми гостями стояла в хороводе и пела «Каравай».

После «Каравая» по сценарию должен был появиться Карлсон с горой тефтелек на подносе, и это предполагалось как сигнал к подаче горячего.

Едва из недр кухни прозвучала реплика: «Малыш, открой окно, Карлсон вернулся», раздался звон колокольчика над входной дверью, и все обернулись на этот звон, ожидая появления персонажа. Появились двое: нарядная полная дама с высокой прической в сопровождении респектабельного молодого человека лет семи. Весь его вид — и прическа на косой прибор, и черная «тройка» с бабочкой — говорил о том, что перед собравшимися предстал по меньшей мере будущий директор банка. А может быть, мэр. А может быть…

Но, впрочем, все это спорно, потому что его бабушку приняли за Фрекен Бок, о чем громко возвестила Таня Никитина.

— Карлсончик! — завопила она, обнимая Карлсона и рискуя уронить на себя поднос с тефтелями. — Домо-мучительница пришла, прячься!

Машка, вытаращив на дочь испуганные глаза, стала делать ей знаки, но та решила, что мать тоже боится, и ринулась к отцу, который давился от смеха, выглядывая из зала игровых автоматов.

Егорову он знал в лицо.

Остальные так ничего и не поняли, ожидая продолжения действия.

Ирина открыла было рот, чтобы сгладить неловкость, но Егорова быстро оценила ситуацию и включилась в игру.

— Милый, милый Карлсон! Обещаю больше никогда не есть ватрушки в одиночку, — затянула она голосом раскаявшейся домомучительницы.

Студент, изображавший Карлсона, мгновенно подлетел к Егоровой и, виртуозно держа на отлете поднос с тефтелями, расцеловал «крокодилицу» в обе щеки.

Наконец тефтели были розданы, и Егорова получила возможность сказать речь. Говорила она своим командным голосом очень хорошие теплые слова. Ирине было немного странно слышать такие слова из уст Егоровой.

Из речи вытекало, что на таких женщинах, как Ирина, все и держится. Вроде как она из тех русских женщин, которые «коня на скаку остановят…» и тому подобное, и в наше трудное время именно такие, как Ирина, и являются надеждой страны, ее опорой и главной действующей силой. И что-то еще в этом роде. «Хорошо хоть здесь все свои, — мелькнуло у Ирины, — иначе бы люди подумали, что я ее пригласила ради этих пышных дифирамбов».

Внук Егоровой преподнес Ирине букет роз, а потом Егорова притащила из гардероба веснушчатую рыжую куклу и вручила хозяйке.

Гости были щедры на аплодисменты, и Ирина с облегчением отметила, что все же речь Егоровой — единственное официальное выступление на празднике. И она к тому же быстро потонула в вихре развлечений, которые подготовили студенты.