Колыбельная для жертвы

– Кхмм… – Джейкобсон снова поерзал в кресле. Устроился поудобнее. – В таком случае, это либо засранцы из специального криминального отдела, или полудурки из Олдкасла. Наверное, посоревноваться захотели.

Я бросил взгляд через плечо. Мы с ревом промчались по подземному тоннелю, резко свернули налево. Шины взвизгнули, зад машины замотало, потом выскочили на объездную, потом снова на главную и помчались на север.

Одна. Две. Три. Четыре. Пять. Шесть…

Огни фар выплыли у нас за спиной, заполняя промежуток между нами и тремя машинами сзади.

Какие-то непонятные ребята из криминального отдела, полиция Олдкасла, или что-то во много, много раз хуже.

* * *

Купер затормозил у обочины, напротив обшитого досками паба на восточной окраине Каузкиллина, в том самом месте, где район сливался с Касл Хилл.

Никаких признаков черного BMW.

– Теперь так, – Джейкобсон повернулся и направил на меня волосатый палец, – идешь внутрь и ждешь меня, пока этот чертов брифинг для прессы не закончится. Запомни, теперь ты в следственной группе, а не стоишь под душем рядом с каким-нибудь мохнатозадым насильником из Данкельда. Постарайся никого не бить.

Я открыл заднюю дверь и выбрался на тротуар. Правая нога чертовски болела, как будто кто-то ковырялся в кости кончиком раскаленного докрасна ножа. Вот что значит сидеть в одном и том же положении в течение двух часов в разогретой машине. Даже трость в руке стала тяжелее, чем обычно.

– А почему вы думаете, что я не сбегу?

Он опустил оконное стекло и подмигнул мне:

– Если по-правде, то все дело в честности, а еще в том, что в браслет на твоей лодыжке вмонтирован GPS-навигатор.

Открыл бардачок и вытащил небольшую пластиковую коробочку с антенной. Нажал на кнопку на матовой черной поверхности. Коробка пискнула.

– Вот, смотри, все работает. Или вот, к примеру, ты захочешь побаловаться с прибором, или он зарегистрирует расстояние больше чем в сто ярдов между тобой и приемником одного из твоих попечителей – тогда связь сразу обрывается.

– Попечителей?

Он сунул дистанционный пульт обратно в бардачок:

– Заходи внутрь, и все станет ясно.

Я закрыл дверь машины, проковылял пару шагов. Купер включил габаритные огни, отъехал от бордюра и скрылся в ночи. Оставив меня наедине с черным пластиковым мешком для мусора. И радиомонитором на лодыжке.

Сто ярдов.

А теперь, скажите мне, пожалуйста, что может меня остановить? Я, к примеру, войду внутрь, вырублю моего так называемого попечителя, вскрою чью-нибудь машину, суну его в багажник и поеду наносить поздний визит миссис Керриган, от которого даже у Джеффри Дамера[2] могли бы случиться ночные кошмары. И пусть меня потом отправят в тюрьму на какой угодно срок. Мне уже будет все равно.

Как будто у меня здесь что-то осталось…

Я со скрипом наклонился, поднял свой мешок и перебросил через плечо.

Паб «Голова почтальона» угнездился между закрытым на ночь магазинчиком, торговавшим коврами, и пустым заведением, бывшим когда-то книжной лавкой, с объявлениями «ПРОДАЖА ИЛИ АРЕНДА» на окнах. За ним в темно-оранжевое небо вздымалось гранитное лезвие Касл Хилл. Извилистые викторианские улочки освещены висящими на столбах фонарями, руины замка на вершине купаются в резком белом свете прожекторов. Отсюда, снизу, руины напоминали нижнюю челюсть, вырванную из черепа.

Снаружи на пабе висела старомодная деревянная вывеска – оторванная голова в кепке Почтальона Пэта.[3] Окна забиты листами фанеры. Облупившаяся краска на двери.

Напротив – заброшенный земельный участок под строительство жилого дома. Ограждение, сделанное из дешевой древесно-стружечной плиты, разрисовано граффити и предупреждающими об опасности надписями. Вывеска с выцветшими заглавными буквами, с неким даже художественным вкусом: «ЖИЛОЙ КОМПЛЕКС “ЛИФИБРУК” ОТКРЫТИЕ 2008». Возможно, не откроется еще целую вечность.

На тыльную сторону ладони шлепнулась капля. Потом еще одна. Капли небольшие, так, капельки. Прелюдия к мороси. Не могу припомнить, когда в последний раз ощущал дождь на своем лице. Посмотрел на небо. Темные низкие облака отражали натриевое сияние уличных фонарей, моросящий дождик с каждой секундой становился все сильнее.

Ветер поднялся, захлестал кнутом по улице, загремел проржавевшим металлическим забором, ограждавшим одну из сторон дороги, объявлениями «ОПАСНО! ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН!», висевшими на нем. Заскрипел вывеской с оторванной почтальонской головой.

Да пошло оно все.

Я поковылял через дорогу, кряхтя от боли при каждом шаге, дернул дверь паба. Она открылась в небольшой тамбур. Свет пробивался сквозь мутные стекла внутренних дверей. Толкнул их и прошел внутрь.

Бог его знает, когда я последний раз был в «Голове почтальона». Наверное, это было тогда, когда нам пришлось здорово напрячься, чтобы арестовать Спенсера-Резака. Нас было человек пятнадцать, шесть из которых провели потом всю ночь в неотложной помощи, им там искромсанные лица зашивали.