Распахиваю дверцу. Через пять секунд после того, как выбираюсь из машины, душная Алабамская жара делает мою кожу влажной. Слышны жужжания ракет со свистом рассекающих воздух, сопровождаемое хлопками и треском фейерверков, мерцающих в небе.
Тревор хватает с заднего сиденья ящик пива и бросает нам с Бенджи по одному.
— Черт, это последняя ночь нашего мальчика.
Бенджи шмыгает носом, делая вид, что вытирает слезы.
— Не говори так, Трев. Я уже никогда не буду прежним. У меня не будет никого, на ком можно было бы нарисовать члены, когда он вырубится, как киска на вечеринке.
— Заткнись. — Толкаю Бенджи так сильно, что он спотыкается.
— Давай, парень, завтра ты уезжаешь в Нэшвилл. — Он удержался на ногах и хлопает меня по спине. — Тебе лучше не забывать о нас. Я ожидаю королевского обращения на твоем награждении CMA
Я хмуро смотрю на него.
Тревор сует ящик с пивом под мышку, открывает свою банку и делает большой глоток.
— Я не могу поверить в это дерьмо. — Делает еще один глоток и рыгает. — Этот ублюдок собирается стать большой шишкой.
— Черт возьми, мы даже не знаем, попадет ли альбом в продажу.
— Брайс-чертов-Тейлор, твою мать! — Тревор покачал головой. — Он сказал, что дело верное, так?
Я пожимаю плечами, и он останавливается, повернувшись ко мне лицом и положив руку мне на плечо.
— Я горжусь тобой, — говорит он, улыбаясь, прежде чем уйти. — Вот, ты больше никогда не услышишь от меня ничего подобного.
Музыка с причала гремит в воздухе, сопровождаемая криками и воплями людей, прыгающих в озеро.
Пирс усеян танцующими, пьющими, целующимися людьми. И пока мы спускаемся вниз по склону к озеру, кажется, что каждый человек, мимо которого мы проходили, смотрит на нас. Придурки, которые мне не нравились, останавливают меня, чтобы сфотографировать, и я начинаю задаваться вопросом, может быть, я не создан для этого дерьма. Я имею в виду, что даже не записал альбом, но для этого маленького городка, тот факт, что я собирался в Нэшвилл — тот факт, что встретил Брайса Тейлора и спел один трек для его следующего релиза, ну, этого было достаточно. Я стал для них знаменит.
— Черт, — говорит Тревор. — Это безумие!
— Да уж.
Когда мы добираемся до пирса, Бенджи вскарабкивается на один из столов для пикника, складывает ладони рупором и орет во всю глотку:
— Эй, мудачье! — Толпа не успокоилась. — Эй! Эй, заткнитесь, вашу мать!
— Какого черта он делает? — спрашиваю я Тревора. Он только качает головой и залпом допивает пиво.
— Эй! — Бенджи хлопает в ладоши и свистит. Почти все оборачиваются и смотрят на него. — Наконец-то, бл*дь! — Он прочищает горло и указывает на меня. — Вы все знаете Ноя Грейсона, верно?
Все смотрят в мою сторону.
— Ну, сегодня его последняя ночь в маленьком Рокфорде, штат Алабама, если кто-то не в курсе, он убирается отсюда к чертовой матери! — Бенджи поднимает банку с пивом, и все следуют его примеру. — Ну, твое здоровье, ублюдок. Сделай так, чтобы мы все гордились тобой, — он ухмыляется и пьет.
Все кричат, прежде чем залпом осушить свои напитки. Бенджи спрыгивает со стола, и все столпились вокруг меня, как мухи на дерьме. Каким-то образом, сквозь толпу людей, я замечаю Ханну, стоящую на краю пирса и пристально смотрящую на меня.
Черт, я должен пойти поговорить с ней…
Но люди дергают меня, делают селфи, рассказывают, как удивительно, что мои мечты сбываются. Эти люди ни хрена не знают меня, я никогда не мечтал стать знаменитым, потому что никогда не верил в себя настолько, чтобы выдумывать такую чушь. Я просто благодарю их и киваю, затем принимаю пиво и рюмки, которые они пихают в мою сторону. Час спустя, я уже в хлам подписываю сиськи какой-то девушки, пока затуманенным зрением пытаюсь увидеть Ханну где-то в толпе.
Тревор хлопает меня по спине, а девушка с обнаженной грудью обнимает меня за плечи.
— Вот это и есть гребаная жизнь! — бормочет он невнятно. — Жизнь. — Протянув руку, щипает девушку за сосок.
Мигают вспышки телефонов, и девушка наклоняется к моему уху, потирая мой член под джинсами.
— Я так сильно хочу тебя трахнуть.
Улыбаясь, я немного отстраняюсь.
— Нет, не хочешь.
— Очень хочу. — Она языком скользит по моему горлу, и группа парней, стоявших передо мной, отступает, открывая Ханну, наблюдающую с другого конца пирса. Наши взгляды встречаются. Взрывается еще один фейерверк, красный цвет пляшет на ее лице. Ее ноздри раздулись, и она закатывает глаза.
— Ладно, хватит, — говорю я, высвобождаясь из объятий девушки.