Но возможность поговорить с человеком, бывшим полностью в курсе дела, предоставилась Колыме значительно раньше. Он как раз собирался пойти обратно, к зимовью, когда краем глаза заметил вдалеке какой-то проблеск света. Колыма мгновенно шагнул за дерево и застыл, глядя на подозрительное свечение и внимательно прислушиваясь к ночному лесу. Так прошло минут пять, но источник света оставался на месте, и никаких подозрительных звуков Колыма не услышал. «Это не фонарь, – подумал блатной. – Но что тогда? Надо посмотреть...»
Он выскользнул из-за дерева, сделал несколько шагов в глубь леса и, крадучись, двинулся вдоль просеки к свету. С каждым шагом Колыма все больше убеждался в том, что светящийся предмет не может быть фонарем в руке какого-то посланного на его поиски охранника. Слишком большой. Скорее похоже на фару... Подойдя еще ближе, Колыма понял, что его догадка оказалась правильной – светящихся пятен было два, и он окончательно уверился, что это фары какой-то машины. Но почему она стоит на месте? Кто в ней приехал и зачем? Куда делся сейчас?
Колыма подкрался к машине уже шагов на тридцать. Теперь он мог хорошо ее рассмотреть. Японская трелевочная машина, то ли «Като», то ли «Камацу», стояла поперек просеки, наискосок, уперевшись в дерево. Передняя дверца была приоткрыта, фары включены. Колыма подумал, что, кажется, видел такую машину в старательском поселке, когда их с Черепом туда ввели. Значит, машина оттуда. Но какому придурку понадобилось ехать на ней в лес ночью? В любом случае такой шанс упускать нельзя! Нужно взять того, кто ее сюда пригнал, и как следует расспросить о последних новостях поселковой жизни.
Колыма сделал еще несколько осторожных шагов, обходя машину сзади так, чтобы при броске не попасть в лучи света от фар. Оказавшись там, где хотел, он остановился, вытащил из рукава нож и рванулся вперед. Меньше чем за две секунды преодолев отделявшее его от машины расстояние, Колыма вскочил на подножку, распахнул приоткрытую дверцу и приставил нож к горлу водителя.
– Рыпнешься – убью! – прошипел блатной.
Но водитель не обратил на клинок у горла никакого внимания. Он сидел, уткнувшись лицом в руль, и, кажется, был без сознания. Левой рукой Колыма приподнял его голову. Это был Дмитрий Лопатников – белый как снег, с закатившимися глазами. А под коленом у Колымы было мокро – потрогав сиденье рукой, блатной ощутил что-то липкое. Все сиденье было в крови.
Колыма мгновенно все понял – деталей, он, конечно, не знал, но догадаться о том, что хозяина прииска кто-то решил убрать, было несложно.
Колыма несколько раз сильно шлепнул Лопатникова по щекам, пытаясь привести его в сознание. Ему была нужна информация, а жалости к человеку, собиравшемуся распилить его бензопилой, он не испытывал. Лопатников застонал и открыл глаза. Первые секунды взгляд его был мутным, как у новорожденного, но зато когда он наконец окончательно пришел в себя, в глазах появился страх.
– Ты-ы? – удивленно и испуганно протянул Лопатников.
– Что, узнал меня, потрох? – недобро усмехнулся Колыма. – Не ожидал увидеть? Думал, меня распилили уже, как ты и приказал?
– Откуда ты... Как ты здесь... – закончить вопрос Лопатников не смог, но Колыма и так его прекрасно понял.
– Нашелся добрый человек, помог мне...
– Где Даша?! – Лопатников подался вперед. Он подумал, что Колыма имеет в виду Балякина, что он участвовал в побеге Черепа и начальника охраны, а значит, и в похищении его дочери.
– Не знаю. Знаю только, что ты ее не уберег, что ее Череп цапанул. Ты же на Черепа поставил – вот и получил от него.
Лопатников сам не понял, почему сразу поверил этому уголовнику. Может быть, потому, что в подслушанном им разговоре речь и правда шла только о Черепе и Балякине, а не о Колыме. А может, потому, что он вспомнил, как Даша заступалась за него.
– Прости... – выдохнул Лопатников. – Я думал, что ты ее изнасиловать хотел, а про медведя – байка. Делай со мной что хочешь, но прошу – помоги найти дочь! Помоги! Ее Балякин и твой кореш похитили...
– Я знаю.
– Откуда?! Ты же говоришь, что не с ними!
– Разговор их подслушал. Череп ее изнасиловать хотел, но этот твой Балякин ему не дал, сказал, что некогда.
Лицо Лопатникова исказила жуткая гримаса, он дернулся, как ошпаренный.
– Слушай! Прошу, помоги ей!! Я сейчас ничего не могу, я ранен, но ты помоги! Я богат, я тебя озолочу! Эти два гада с собой платину и золото с прииска забрали, забирай их себе, если Дашу спасешь! И я тебе еще столько же дам! Десять раз по столько же! Ведь получается, что это она тебя освободила, больше некому! Я перед тобой виноват, но она-то нет! Спаси ее! А потом можешь меня резать, пилить, жечь – что хочешь! Помо... – Лопатников осекся и, снова потеряв сознание, рухнул на сиденье.