Колымские рассказы

— Спа-па-сибо! — сказал он, заикаясь от волнения. — Но я мо-могу принять вашу по-помощь только с дележом… из по-половины!..

Несмотря на почтенный возраст и экстраординарный curriculum vitae[18], Веревцов сохранил способность смущаться, как молодая девушка. Вдобавок долголетнее молчание так отразилось на его привычках, что в экстренных случаях он нередко совсем лишался способности говорить.

— Хорошо! — спокойно согласился Ястребов. — Мы с вами поделимся, как мужик с медведем: вам корешки, мне вершки.

Оба они были изобретателями и пытались изменить условия жизни в полярной пустыне и приспособить их к своим желаниям, но затеи Ястребова носили фантастический характер. Он захотел, например, построить судно, не имея ни малейшего понятия о судостроении, и водился над ним целый год с нечеловеческим упорством. В конце концов вышла круглая барка, по форме похожая на поповку, которая при первой же поездке безнадежно села на мель в одном из протоков Колымы. Он изобрел усовершенствованную уду, на которую не хотела клевать рыба, пробовал варить мыло из сала и древесной золы, дубил кожи тальничной корой, изменил собачью упряжь, к великому ущербу для упряжных животных.

Новая затея Веревцова была, быть может, столь же мало исполнима, как постройка фантастического корабля, но вытекала из насущной потребности.

Нуждаясь в растительной пище, он затеял развести вокруг юрты огород и устроил большой парник для более нежных овощей. Он научился огородничеству еще в Шлиссельбурге, в довольно необычных условиях, но все-таки у него были и познания, и опыт, хотя и не для такого сурового климата. Семена он привез с собою, даже держал всю дорогу картофель и лук за пазухой, чтобы сохранить их от мороза. Конечно, и того и другого было мало, всего по нескольку штук, но Робинзон Крузо, как известно, развел из единственного зерна целое хлебное поле, и Веревцов тоже не терял бодрости со своими четырьмя картофелинами и шестью луковицами. Гораздо важнее было то, что он привез с собою два больших ящика стекол, хотя совершенно непонятно, каким образом они уцелели и не разбились по дороге. Кстати сказать, на эти стекла было много охотников, и самые видные из обитателей города предлагали за каждое стекло хорошую плату пищей или мехами, ибо в Колымске стекол было мало, и они заменялись летом промаслянной бумагой или тряпкой, а зимою — попросту четырехугольным куском светлой и толстой льдины. Но Веревцов крепился, и только Марье Николаевне подарил два стекла для окна ее спальни. Марья Николаевна, впрочем, в тот же день отослала стекла обратно.

«Мои окна обращены на юг и дают много света и без стекол, — писала она, — было бы грешно уменьшать наш парник».

Но Веревцов остался тверд и отправил ей стекла во второй раз. Так они пересылались целый день без всякого определенного результата, пока Ястребов, завернувший посмотреть на Витьку, не пригрозил Марье Николаевне, что возьмет стекла себе, и только после этого они водворились на предназначенном им месте.

Тем не менее, устроить огород и парники в Колымске оказалось мудренее, чем можно было ожидать. Исправник и поп каждое лето пробовали разводить овощи, но картофель у них родился меньше лесного ореха, а капустные вилки даже не начинали завиваться. Поэтому на пропадинских званых обедах подавали вареный картофель, протертый вместе с шелухой, а щи варили вроде коровьего пойла, из зеленых капустных листьев, заквашенных пополам с мукой.

Из мерзлой подпочвы даже летом струился вечный холод, и под гряды парника нужно было подстилать толстый слой удобрения даже в июне и июле, чтобы перегорание навоза спасло их от стужи. Скота было мало, и приходилось изо дня в день тщательно наблюдать за поведением лошадей и коров на подножном корму, чтоб собрать сколько-нибудь значительное количество навоза. Вдобавок удобные места для огородов были только на откосах холмов, ибо пониже лежало сплошное болото.

На холме перед юртой был недостаток в воде, которую приходилось таскать с реки ведрами на собственных плечах по крутым и неудобным для ходьбы косогорам. Веревцов задумал устроить очеп вроде колодезного, который поднимал воду бадьей, разливал бы ее по деревянным трубам на его владения. Именно для этой дели он так усердно долбил свои колоды, которые должны были соединиться в виде импровизированного водопровода.