Колымские тетради

В масштабе малом иногда
Показывала нам вода
Капризы половодья.

Сметая зданья и леса,
Их возносила в небеса,
В небесные угодья.

Но это были пустяки,
Годились только на стихи.
И бедный Всадник Медный,

Когда покинул пьедестал,
Внезапно сам от страха стал
Зеленовато-бледный.

Когда же нам концерт давал
Какой-нибудь девятый вал —
Подобье преисподней,

То только на морской волне,
Вдруг устремившийся к луне
И к милости Господней.

Без уваженья к сединам
Подчас взрывало сердце нам
Отвергнутой любовью.

Мы покупали пистолет
И завещали наш скелет
На доброе здоровье

В анатомический музей,
А для романтиков-друзей
На пепельницу череп.

И с честной горечью в крови
Мы умирали от любви,
Какой теперь не верят…

Но эти выпады реки
Бывали слабы и мелки
И зачастую личны.

Такая ж сила, как любовь,
Не часто проливала кровь,
Удержана приличьем.

V

Что принимал я сорок лет
Лишь за черемуховый цвет,
За вербные початки —

Все нынче лезет в арсенал —
Вполне военный матерьял —
Подобие взрывчатки.

И это страшное сырье
В мое ворвалось бытие
В зловещей смертной маске,

Готово убивать и мстить,
Готово силой рот закрыть
Состарившейся сказке.

Но я не знаю, как мне жить,
И я не знаю, как мне быть:
Травиться иль опиться,

Когда ядро в любом цветке,
В любом точеном лепестке
Готово расщепиться.

VI

У нас отнимут желтый клен,
У нас отнимут горный склон
И капли дождевые.

Мы больше не поверим им,
Мы с недоверием глядим.
Ведь мы еще живые.

Мы ищем в мире для себя,
Чему бы верили, любя,
И наших глаз опорой

Не будут лилий лепестки
И сжатые в руках реки
Задумчивые горы.

Но нам оставят пульс планет,
Мерцающий небесный свет,
Почти что невесомый,

Давленье солнца и луны,
Всю тяжесть звездной тишины,
Так хорошо знакомой.

Мы ощущали ярче всех
Значенье этих светлых вех,
Их странное давленье.

И потому для наших мук
Оставят только свет и звук
До светопреставленья

Ведь даже в тысячу веков
Нам не исчерпать всех стихов,
Просящихся на перья.

И, потеряв привычный мир,
Мы требуем для арф и лир
Особого доверья.

VII