Колымские тетради

Боялись испокон
Бежавшие из ада
Темнеющих икон
Пронзительного взгляда.

Я знаю — ты не та,

Ты вовсе не икона,
Ты ходишь без креста,
И ты не ждешь поклона.

Как я, ты — жертва зла.

И все-таки награда,
Что жизнь приберегла
Вернувшимся из ада.

В болотах завязшие горы

В болотах завязшие горы,
В подножиях гор — облака.
И серое, дымное море
В кольце голубого песка.

Я знал Гулливера потехи,

Березы и ели топча,
Рукой вырывая орехи
Из стиснутых лап кедрача.

Я рвал, наклоняясь, рябину

И гладил орлиных птенцов.
Столетние лиственниц спины
Сгибал я руками в кольцо.

И все это — чуткое ухо

Подгорной лесной тишины,
Метель тополиного пуха
И вьюга людской седины.

Все это (твердят мне) — не надо

Таежная тропка — узка,
Тайга — не предмет для баллады
И не матерьял для стиха…

В потемневшее безмолвье [44]

В потемневшее безмолвье
Повергая шар земной,
Держит небо связку молний,
Узких молний за спиной.

Небеса не бессловесны —

Издавать способны крик,
Но никак не сложит песни
Громовой небес язык.

Это — только междометья,

Это — вопли, осердясь,
Чтоб, жарой наскучив летней,
Опрокинуть землю в грязь.

И совсем не музыкален,

Что ревет, гудит окрест,
Потрясая окна спален,
Шумовой такой оркестр.

Кто, задыхаясь от недоверья

Кто, задыхаясь от недоверья,
Здесь наклоняется надо мной?
Чья это маска, личина зверья,
Обезображенная луной?

Мне надоело любить животных,

Рук человеческих надо мне,
Прикосновений горячих, потных,
Рукопожатий наедине.

Нестройным арестантским шагом

Нестройным арестантским шагом
Как будто нехотя, со зла,
Слова заходят на бумагу,
Как на ночевку средь села.

Весь груз манер неоткровенных,

Приобретений и потерь,
Укрыв от зрителей надменных,
Они захлопывают дверь.

Из-за присутствия конвоя

Любая бедная строка
Своей рискует головою,
И если б, если б не тоска,

Влечение к бумаге писчей

И беспорядочность надежд,
Она рвалась бы на кладбище,
Хотя б и вовсе без одежд…

Скрой волнения секреты

Скрой волнения секреты
Способом испытанным.
День, закутанный в газету,
Брошен недочитанным.

Будто сорвана на небе

Нежность васильковая.
Отгибает тонкий стебель
Тяжесть мотыльковая.

Озарит лесную темень

Соснами багровыми
Замечтавшееся время
Испокон вековое.

Смех в усах знакомой ели

Смех в усах знакомой ели,
Снег, налипший на усах, —
След бежавшей здесь метели,
Заблудившейся в лесах.

И царапины на теле

Здесь оставила пила,
Что на ели еле-еле
Походила и ушла.

Эти ссадины и раны,

Нанесенные пилой,
Наши ели-ветераны
Бальзамируют смолой.

К нам из окна еще доносится