Колымский котлован. Из записок гидростроителя

— А мне сдается, — сказал я, — что если держать вверх по течению, трос подхватит водой и образует подкову, своеобразный веер, да так натянет, что опрокинет. Резать реку надо наискосок, по течению, да попроворнее, чтобы укладывать трос в одну линию. Течение в этом случае должно само подсобить переправе.

Старшинов прикинул, кивнул. Димка понял и развил мысль дальше:

— С учетом течения зайдем лодкой повыше и резанем?

Обо всем ребята договариваются сами. «Руководить — это зачастую не мешать людям работать», — вспомнились чьи-то слова.

Мертвяк — камень-валун перехвачен тросом и захлестнут восьмеркой. Узел находится ближе к основанию валуна, но не на самой земле, а так, чтобы трос не мог подрезать камень, но в то же время и не мог бы соскользнуть. Основательно работают ребята, особенно Талип, толковый парень. Но тем не менее тревога меня маяла. Да и Старшинову было не по себе. Если бы можно было рассчитать, взял бы карандаш, бумагу, и все ясно, — сказал он еще. А тут кто предскажет исход? Какое дно? Гранитные козлы, гранитный порог? Одним словом, эксперимент…

Сейчас мне это слово «эксперимент» казалось каким-то безликим.

— А если утопим бульдозер? — не выдержал я.

— Давайте не думать об этом.

— Вот я не уверен, — досадовал Старшинов, — а они очень даже уверены в себе. Можно подумать, всю жизнь то и делали, что бульдозеры под водой протаскивали. Ланцов, тот и вовсе: скажет, вроде бы совет держит, а сразу ясно становится, что сам уже все решил.

Димка дает последние указания водителю тягача.

— Ты, батя, — говорит Димка, — не рви машину, плавно действуй, чувствуй на крюке груз, понял?

Водитель улыбается — как не понять, пятьсот лошадей как-никак в упряжке.

Ребята уверены, что цыган не подведет. Все на стройке знают — самый надежный товарищ, и к тому же самый богатый цыган Григорий Стожаров. Пятьсот лошадей при нем да шестьдесят пять стоят под окном его дома — новенький «Москвич». Да и как не надеяться — вот уже четверть века Гришка-цыган припаялся к коллективу гидростроителей.

Помню, было это еще в Иркутске, на строительстве ГЭС. Однажды показался здесь цыганский табор. Обложили цыгане берег Ангары — кибитки, кони, песни, пляски. Пестрые гадалки, бородатые удальцы, и вся эта веселая карусель бурлит, днем и ночью не затихает.

И как-то появился в котловане высокий стройный юноша с серебряной серьгой в ухе. Живыми черными глазами обшарил экскаватор, улыбка белозубая.

— Дядя, а дядя, дай посидеть на твоем коне? Сбацаю с подковыркой на носок!

— Ишь ты, плясун какой. — И, шутки ради, экскаваторщик бросил к ногам цыгана ковш. Цыган не устоял, запрыгнул, прошелся мелким бесом по дну. Дробно получилось в ковше!

— Молодец, хваткий, — похвалил машинист, — заходи, знакомиться будем.

Цыган не растерялся. Сел, тронул рычаг, словно вожжу, а машина, как понятливая лошадка, сразу стала податливой, покорной. Смуглые щеки цыгана зарделись, а по спине пот. Так весь день и проторчал на экскаваторе. И машинистам приглянулся любознательный, дотошный цыган.

— Оставайся, научим, — пригласили парня.

— Насовсем?

— Можно и насовсем. Старшим машинистом, командиром будешь, — хохмили чумазые помощники.

Когда табор снялся и за поворотом исчезла последняя кибитка, цыган стоял перед машинистом.

— Насовсем, — сказал он.

Экскаваторщик хотел пошутить, а куда, же, мол, девал сережку, во вовремя спохватился, не спросил.

Ребята пристроили плясуна к себе в общежитие. Так, и остался Гришка-цыган на экскаваторе.

На строительстве Иркутской ГЭС Григорий Стожаров получил медаль, на Вилюйской — орден. И вот теперь, с первого колышка, Колымская, и теперь он уже не Гришка-цыган, а батя. Когда-то черную, как смоль, бороду запорошила белая метель. Но на ноги он такой же: горазд что работать, что плясать. Вот ему-то и поручили переправу.

Я с Григорием знаком давно. Много лет работали еще на Заполярной, нехожеными болотами, трудными лазами протаскивали тяжеловесные поезда, но когда это было…

Для переправы готово все. И на всякий случай лодка припасена, и трос перетянут через реку — одним концом его захватили за бульдозер, другим, опоясав мертвяк на противоположном берегу, закрепили за тягач.

Димка забрел в реку так, чтобы его со всех сторон было хорошо видно, поднял руки, замер.

Григорий Стожаров перестал улыбаться, приоткрыл дверцу тягача и впился глазами в бригадира. Димка подбросил берет, поймал и закрутил над головой. Сразу на берегу забегали, заворочались тягачи. Натянулись и запели тросы, бульдозер вздрогнул и посунулся к воде. Замелькали отмытые гусеницы. Но вот бульдозер споткнулся, клюнул, и над выхлопной трубой сомкнулись круги. Изо всех сил заработал арттягач, высекая траками искры о каменистый берег.

Я смотрел на кипящую бурунами реку и угадывал, насколько продвинулся «утопленник».

Димка потряс кулаком, но тягач, словно подбитая птица, прыгал на месте. Гусеницы бешено вращались, крошили камни, высекая искры. Димка забежал к самому радиатору и скрестил поднятые руки. Тягач глухо огрызнулся и замер. И сразу стало тихо, до глухоты.