Колымский призрак

«Где умер отец? Там, за перевалом, где скалы ножами впились в серое небо? А может, в том холодном распадке?» — шатаясь, идет человек по дороге, уходит от машины, бригады. Куда? Сам не знает. Ведь где похоронен отец — не узнать никогда. Никто не обозначает могил зэков, не ставит плит и памятников. Простой крест поставить в изголовье некогда. Ведь зэк в отчетах — рабочая единица. Его фамилия, имя, отчество, вся жизнь — уместились в номер. Другое не интересовало администрации зон. Умер человек — вычеркнули номер. И забыли, кто под ним значился. Кому нужны эти сведения? Родным? Пусть скажут спасибо, что их миновала чаша сия…

Аслан подошел туда, где еще недавно был срезан, сглажен стык, соединивший два безымянных участка. Стал на Колени.

— Да отвернитесь, скоты! — прикрикнул старший охранник на мужиков, не понимающих, что случилось с Асланом. — Отец его там. Работал… Умер. Не дожил до реабилитации. И никто не знал, что рядом. Их хребет разделил…

Два десятка лет, два десятка километров и все та же смерть пролегли через перевал. Аслан вернулся к машине совсем седым.

Старший охранник сразу приметил это и, тяжело вздохнув, сказал с укоризной:

— Тех, кто безвинных сажает, самих бы на Колыму. Неужель и сегодня тех негодяев земля на себе носит?!

Аслан сидел в машине, понурив голову. Ни с кем не хотелось говорить, никого не желал видеть.

Молодой охранник, поняв состояние человека нутром, развернулся плечом, чтоб мог тот видеть трассу.

Аслан смотрел на убегающие повороты, спуски и подъемы. И виделся ему белый конь, бегущий за машиной. Удивительный конь. Белый, как снег, прозрачный, как дымка, а может, седой, как Колыма, как состарившаяся, несбывшаяся сказка.

Реабилитированы посмертно… Эти слова будоражили мозг, леденили сердце.

«Только бы бабку не известили. Не обрадовали б до смерти. Стара она для такого известия. Не переживет. Уж лучше пусть ждет. И их… Ждать куда как лучше, чем потерять надежду. Жизнь станет никчемной, ненужной и бессмысленной. Ожидание — это вера в лучшее. Когда она исчезнет, останется лишь смерть. Я тоже выжил, веря в сказку. Долго ждал. На чудо надеялся. И хотя потом все понял, думалось, что судьба пощадит хоть их. Ан нет… Но сказка вырасти помогла. Маленьким был, потому — верил. Интересно, кто придумал ее — отец, уходя, иль бабка, выплакавшись за ночь?» — думал Аслан, глядя на густые сумерки, скрывающие трассу

Он не слышал, о чем говорят его мужики. Как-то сразу потерял интерес к окружающим.

Машина остановилась у ворот зоны, просигналила громко, резко.

Мотнув гривой, исчез конь. Словно растаял. Да оно и понятно: не может сказка жить за колючей проволокой, в холодном бараке. Пусть вернется в Кабардино-Балкарию и ждет Аслана там, на воле, дома…

— Вылезай! — слышится команда охраны, и Аслан первым выпрыгнул из кузова.

В бараке все было готово к жизни. После ужина, съеденного вслепую, Аслан лег на шконку: до утра надо суметь взять себя в руки. И снова зарабатывать зачеты, чтобы скорее вернуться домой.

Утром бригаду повезли на новый объект. И снова кирки, лопаты, ломы закрутились в руках. Траншеи поползли в земле рубцами. Не до отдыха, времени в обрез. Не до перекуров — сроки взяли в тиски.

Пятеро будущих жильцов поселка старались изо всех сил. К концу недели залила бригада фундаменты под два дома. И, не теряя ни минуты, взялись за столярку. Ее нужно сделать на пилораме заранее. Оконные рамы, двери и коробки, доски на полы. Половина бригады работала с восьми утра до восьми вечера, вторая половина с вечера до утра при прожекторах. Когда опалубку с фундаментов сняли, бригада днем и ночью возводила стены домов. И снова без отдыха, без выходных, без бань, без просвета.

Возвращаясь с работы, валились подкошенно на нары. Где день, где ночь? В глазах темно. Зато кипит работа на объектах. Первый дом уже на третий этаж выведен. Второй — на втором. Все торопятся. Зима скоро. Белые мухи вот-вот полетят. До них нужно успеть вывести дома под крышу.

Люди стали похожими на тени. Не со слов, со взгляда научились друг друга понимать. Скорее… Не до взаимоотношений. Теперь существует только работа. Нужно уложиться в график. Немыслимый, фантастически сжатый. Но иного выхода просто нет.

Отделочные работы будут завершаться потом, под крышей — в тепле. Но люди боятся не уложиться: и ночами, шатаясь от усталости, все ж лезли на козлы, — начали штукатурку потолков, стен.

Быстрее… Время на сон сжалось до шести часов. Больше — нельзя. Спать хорошо на воле. Теперь не до сна. И Аслан клал стены вместе с другими, проверял кладку отвесом. Как и все — носил кирпич, месил раствор. Пресекал всякие разговоры, — они отнимают время и силы.

Мужики уже забыли, когда собирались в бараке у печки иль за столом. Потерян был счет времени. Хотелось немного перевести дух, но тут же со всех сторон начинали шикать, подгонять, материть. Особо Сыч, он теперь совсем в сознательные заделался. С объектов, как смертник, почти не уходил. Всюду успевал. Всех подгонял. И себя — в первую очередь.