Честно скажу, на ста пятидесяти на шагоходе уже страшновато. Этакая бандура несётся! Сто восемьдесят я на пробу после замены движка в чистом поле выжимал. А тут — лес густой по краям дороги вплотную стоит. Хорошо, вдаль видать, что нет никого — летим посреди!
— Сто девяносто два! — сообщил Хаген напряжённым голосом.
— Эх, мне бы наверх залезть — все двести выжали бы!
И тут через дорогу лось как ломанётся!
Ядрёна колупайка!
Вильнул я непроизвольно — руки от неожиданности дрогнули. И прыгнул на чистых рефлексах. «Саранча» на обочину выскочила, землю взрыла… Затормозить я смог у самых деревьев.
Матерились мы хором от души минуты три, пока пар не выпустили.
— А этой скотине рогатой хоть бы что! — сердито завершил свой относительно культурный спич Хаген.
— И не говори! Ладно, поигрались и будет. Спокойно побежим.
А то тут, знаете, разной толщины деревья есть. Некоторые и «Змея» остановят.
Таким макаром к девяти вечера долетели до Красноярска, снова зарулили на заправку.
Фон Ярроу покосился на знак, запрещающий технике входить в город без специальной защиты, и предложил:
— Может, наденем наши «галоши» да найдём приличную ресторацию?
А то немножко пирожков у нас, конечно, осталось. Но двоим здоровым молодым мужчинам хотелось бы чего-то посущественнее.
— Давай тогда в карман, вывески выглядывай, а я тогда покрадусь.
Мы обули защиту на опоры и с максимальной аккуратностью вошли в город. Разборок с городовыми по поводу якобы порчи мостовых (и связанных с ними задержек) мне, извините, никак не хотелось.
Я приопустил «Саранчу», чтоб она нормально вписывалась, и повёл её вглубь жилых кварталов. Ну не может же быть, чтоб нормальной едальни не было! На ресторан, конечно, я не особо рассчитывал, но уж хороший трактир-то должен быть. И на Семафорной улице Хаген мне в крышу замолотил:
— Вон, вон, трактир!
Оказалось, вовсе даже не трактир, а чебуречная. Как уж сюда греки крымские попали, про то мне неведомо. Но я в первый раз это блюдо в Крыму едал, по малолетству, когда в один из редких батиных отпусков мы всей семьёй на море ездили. Смешно эти чебуреки переводились: «сырой пирожок». И вовсе не сырой. И если у вас такого размера пирожки, то какого ж нормальные пироги?
Поставил на парковку шагоход. Слава Богу, ни одной лошади не было, а то перепугаешь, лови их потом…
— Пошли покушаем, Хаген.
Закрыли люки и убрали лестницу — бережёного, как говорится, Бог бережёт. Оно, наверное, никто такую здововущую технику не сопрёт, но чтоб шариться полезли, тоже не хотелось, лучше поберечься.
В чебуречной, названной немудряще — «Чебуреки», кроме самих «сырых пирожков» подавали недурной плов и на запивку чай или компот. Судя по хитрой подмигивающей роже трактирщика можно было и чего покрепче попросить, но хмельным управлять «Саранчой» — дураков нет.
Поели.
— Ну что Хаген, дело к вечеру. Поскакали дальше или спать будем? Тут вон у них написано: койки сдаются
— Фрайгерр Коршунов, если вы спрашиваете моего мнения, — я нетерпеливо кивнул головой, вот же любит Хаген всякие политесы разводить! — я бы продолжил путь. Мы оба опытные пилоты. Нужно просто чаще меняться ночью. Предлагаю часа через три. Как вам?
— Да я то, вообще — «за», тут твое мнение важно, могу и сам, в одну каску проскакать.
— Это излишне. Нам не рекорды ставить, а до дома быстрее бы добраться и в целости-сохранности.
— Ту ты прав. Давай, допивай свой компот, оправляемся — и поскакали!
— Яволь!
ПРОВИДЕНИЕМ ПОСЛАНЫ. АГА…
Ну «яволь», так «яволь».
Вышли из трактира, а у «Саранчи» какие-то подозрительные личности ошиваются.
— А ну милсдари, свалили бы вы по-хорошему!
— Господин хорунжий, мы ничё плохого не хотели, токмо на диковинную технику посмотреть. Когда ещё такое чудо увидишь?
— Ну ладно, посмотрели — и будет.
Повернул скобу, выдвигающую ступеньки.
— Говорил я тебе, Митяй, по ноге ейной залезают! — обрадовался один из глазельщиков. — А ты: «Ле-естницу принесут, лестницу…» У-у балда, ни разу не образованная!
Сел я за рычаги, Хаген спать завалился. Наш брат, военный, приучен спать в любой момент, когда случай представляется: хоть трясёт, хоть шумно — всё едино, лишь бы отдохнуть успеть.
В Канске на заправке Хаген проснулся и потеснил меня с пилотского кресла.
— И куда ты? Ты семь часов, почитай, рулил, а я всего четыре?
— Ничего. Решили же ночью чаще меняться — так и будем.
И выпер меня из-за рычагов! Ну и ладно, сопротивляться не буду, полпервого уже. Давану немножко.
Хаген мягко пилотирует, оно как в люльке укачивает. Я в пелерину завернулся да дрых себе. На дороге время от времени попадались путники, а вот со светом было как-то не очень. Не желая кого придавить, Хаген скинул скорость до шестидесяти, а фонари «Саранчи» выкрутил поярче. Так с иллюминацией и скакали.
Четыре часа я честно продрых, а у Алзамайской заправки также Хагена с пилотского места бортанул. Ибо нечего тут. Четыре часа порулил? Изволь подвинуться.
А ещё через три часа, когда на выезде из Тулуна я размышлял, стоит ли мне заправиться, или уж до Зиминской станции добегу, нас остановил жандармский патруль.