Кома

На пятидесяти метрах он оторвался метров на пять – тот явно бросился за ним сразу же, не потеряв времени. На ста метрах – уже на все пятнадцать. Бегал Николай гораздо лучше, чем дрался. В лицо посветило фарами, и мимо пронеслась повернувшая с лежащего впереди перекрёстка машина. Не остановившаяся, разумеется, – мало ли, кто за кем бегает посреди ночи. Сзади не утихал топот, но он уже вышел на полный разгон: мышцы сожрали весь гликоген и теперь начинали гнать энергию из глюкозы крови, – на этом этапе должна сказываться тренировка. Сейчас выяснится, есть ли она у бегущего за ним мужика с ножом.

Ещё пятьдесят метров: навстречу попался какой-то пацан с сумкой, вытаращился на бегущего Николая, который успел, потратив драгоценный вдох, нечленораздельно крикнуть ему: «В сторону!». Парень перевёл взгляд ему за спину, и шарахнулся вбок, через дорогу. Бок от крика взвыл, ну да чёрт с ним. Этот район Николай знал лучше любого участкового – он жил здесь последние 20 лет. Фактически, не на так много меньше, чем он сам себя как следует помнил. Рывок вправо, в провал между домами, за собственными распластанными в каждом шаге ногами, которые сразу же, как хлюпающая в дырке ванны вода, начали вытягивать из него сэкономленные за последние десятки метров силы. Нырок под лысую, низкую, едва различимую в почти полной здесь темноте ветку засохшего каштана, до которой он с трудом дотягивался 10 лет назад, и сразу за ней – дыра в обтягивающей заасфальтированную площадку металлической сетке. Николай пересёк площадку наискосок, несколькими рвущимися прыжками, – устремляясь к другой её стороне. Из-под ног брызнула лужа, в которой отразилось чьё-то освещённое окно. Несмотря на темноту он выбежал к точно к нужному месту, и, протиснувшись, перекинул ногу через треугольник лаза: на этой стороне одна из секций сетки была отогнута наискосок. В его детстве здесь был каток «Ровесник». Впрочем, тогда коробки катков стояли почти в каждом дворе района, и «Ровесников» среди них было штуки три. Сейчас здесь была якобы баскетбольная площадка, с одним уцелевшим кольцом на разбитом щите, но дверь «нормального» входа была, на его памяти, затянута на проволоку с ржавым замком те же последние лет десять.

Уже проскочив на другую сторону, Николай обернулся. Мужика не было видно, что вполне соотносилось с раздавшимся секунд пять назад мокрым стуком позади: он явно то ли впилился в сук, то ли врезался в сетку, то ли просто поскользнулся. Звяканья, которое отдалось бы по всему периметру бывшего катка слышно не было, значит случилось либо первое, либо третье. Тем не менее, дожидаться развития событий Николай так и не стал, а пробежал в том же направлении ещё метров сто, делая короткие зигзаги, чтобы обойти лежащие на пути, хорошо отпечатанные в памяти препятствия. Через минуту справа открылся проход, ведущий к комплексу местного военкомата, и хотя такое направление напрашивалось, он выбрал ещё метров 30 ночного бега – к низковатому металлическому заборчику, ограждающему «гуляльную» площадку детского садика, куда ходил в детстве где-то полгода.

Перепрыгнув через заборчик, и протиснувшись, пунктиром, между деревянных домиков, горок, и воткнутых в сырой песок металлических загогулин, должных развлекать детей, Николай проскочил, пригнувшись под окна, вдоль стены садика. Уже не бегом, а просто быстрым шагом он вышел к арке, собирающей к себе асфальтовые и плиточные дорожки сложного, на много домов, двора. Арка выходила на улицу, где всегда было достаточно оживлённо, и издалека обращать на себя внимание бегом не стоило.

Пройдя под её выкрашенным в розовый цвет сводом, украшенным разнообразным футбольным граффити, он прижался к защищающему угол гранитному уголку над почти полностью ушедшей в асфальт чугунной тумбой, и выглянул наружу. По сравнению со двором, здесь было даже светло. Вот гуляет девочка лет пятнадцати. Без взрослых, но с ротвейлером. Два парня примерно такого же возраста курят, прислонясь к одной из припаркованных машин. Где-то в стороне заливисто хохочет молодой мужской голос – пивом там кого-то угощают, что ли? С другой стороны шаги, – идёт не старая ещё женщина с суровым лицом, и с хозяйственной сумкой в руке. По виду – учительница. Женщина покосилась на стоящего под аркой странного морщащегося парня, но ничего не сказала – уверенно прошла мимо. Всё, вроде, было спокойно.

– А этот придурок и говорит мне: «Я понятия не имею!..». Во даёт, да?..

Сзади, из двора, прошли ещё двое подростков, не обративших на него никакого внимания. Николай оторвался от стены. Сбоку что-то мешало, и он покосился туда, обнаружив всё ещё, оказывается, висящую на плече сумку. Свою собственную, с окончательно, наверное, заветрившимися бутербродами. Ещё там лежала микроскопическая книжка по венгерской фармацевтике, выданная ему ещё с год назад на какой-то выставке: как раз сегодня Николай забрал её из своего шкафчика, чтобы сверить кое-что с талмудом «клинической фармакологии», и потерять её, наверное, было бы жалко. Жальче, чем еду.